CreepyStory

На последних словах он сам взглянул на Степана Яковлевича своим единственным глазом, и тот снова кивнул.

– Какие-то глупости, – недоверчиво буркнул Сергей, выглядя при этом растерянно. Не стал дальше читать, вернул списки на стол. – Глупости и детские сказки…

Джонатан Грин изобразил на лице гримасу. Все молчали. Олеся, майор, Макс Дарвин, Валера.

– Сказки? – с неопределённой, но не насмешливой улыбкой переспросил американец. – А что вы должны увидеть, чтобы поверить?.. Кота в сапогах за окном?.. Конька-горбунка?.. Или того, другого кота, что по цепи вокруг дуба…

И то правда. В чём-то американец казался убедительным. Более того, неплохо знал наш сказочный эпос. В мертвецов поверили все в первый миг – те начали нападать и жрать живых. Почему же поверить во всё остальное должно стать проблемой? Тем более, что Степан Яковлевич и мистер Грин были учёными в этой области. Особых правительственных ведомств, как их называли. В Америке – департаментов.

– Ладно, – вздохнул Сергей, первым пробуя согласиться с гостем. – Что тогда дальше? И… кто, собственно, «тёмный хранитель», «властелин» в… нашем озере?

Мистер Джонатан Грин только пожал плечами, с явным сожалением.

– Возможно, знает она, – произнёс он, глазами указав на тихо сидевшую Марину. Мы привели её с Данилом в залу по просьбе Степана Яковлевича. Как сказал мистер Грин, Марина была для нас ценна. Она будто задержалась в своём переходе из живых в третий вид – вид не живых и не мёртвых. «Зависла» и до конца не преобразилась. Не просто так после побега из комплекса отыскалась потом в лесу у воды. Искала своего хозяина, слышала в голове голос и к озеру явилась на зов. Как слышали сегодня ЭТИ, выстроившиеся рядами на берегу и молча смотревшие на тихие глубокие воды. Да и Степан Яковлевич, прибывший со своими людьми на Сарпинский, не просто так первым делом направился туда, и сейчас иногда выезжал. Исследования подобных водоёмов научное сообщество по всему миру проводило давно, изучало десятилетиями. Теперь он сказал нам правду – не было никакого вируса. Вирус – это так, придумано было для нас, не учёных, что б поняли сам принцип. Главное – нельзя подвергать себя укусу, иначе «заразишься» и станешь таким же. На самом же деле, насколько я поняла, из некоего заряженного поля на дне учёные извлекли частицы. Заряженного особой энергией. Поля эти были большими и распространялись далеко-далеко за пределы воды. Именно так и поддерживалась «жизнь» в сущностях, что озёра порождали на дне и в лесах вокруг – за счёт воздействия подземных полей. Но извлечь этот заряд можно было лишь из самого сгустка, из середины поля. И эпицентры эти располагались на дне водоёмов. Из озера, что находилось здесь, на Сарпинском, группа Степана Яковлевича около двух лет назад извлекла эти самые заряды. Перевезла в свои лаборатории за Волгу. А газовые взрывы лишь высвободили собранные ими частицы и ускорили происходящее. Мертвецов – заряженных частицами после смерти людей – просто стало намного больше. Они бы и так появились из-за того, что взрывы повреждали зоны обширных подземных полей, но появились бы в меньшем количестве. В любом случае процессы эти было не остановить. Планета открывала свои «тёмные очи». Будто естественные бомбы, что заложены были Землёй в её собственных недрах, шестьдесят с лишним взрывов прогремели в мире в одночасье. И все произошли в зоне особых озёр с близлежащими газовыми залежами. Газ, собственно и взрывался. Но кто его детонировал? Смешно, однако всё это походило на плановый мор тараканов. Только вместо усатых «прусаков» мору подверглись мы.

«Так если не вирус, то как?.. – спросил обоих учёных майор, когда мистер Грин объяснял про озёра и тех, кого условно для нас назвали «хранителями». У каждого водоёма был собственный взращенный монстр. – Как они… «заражают» укусом?..»

Учёные переглянулись. Какое-то время молчали. Однако подвоха в глазах ни нашего, ни американца никто не заметил. Просто должно было последовать что-то ещё более сложное и для не подготовленных умов понятное в меньшей степени.

«Считайте это оплодотворением… – для простоты объяснил Степан Яковлевич. – Просто не давайте, как и прежде, себя укусить…»

«Оплодотворение…» – сидела я и думала про себя об этом слове. И вдруг поняла, что правая рука непроизвольно поднялась к животу, прижалась к самому низу. Ведь я была беременна. Так показали полоски теста. Чего же ждать в ближайшем будущем? «Третий вид» агрессивно подавлял другие. Вернее, не подавлял, а преобразовывал, что мёртвых, что живых. А это уже – тотальное уничтожение человечества, и не только. Если такое бывало прежде, как говорил мистер Грин, то как тогда мы заново возрождались? Кто-то, выходит, спасался? Или Небо было к нам милосердным, творило новых Адама и Еву?.. Не к нам, а к человеку как к виду проявляло своё милосердие. Ведь, как по мне, забавнее зверушек, чем люди, не встретить…

– Ты слышишь, Оль?..

Тут я очнулась. Просто залипла на время, пока укладывала в голове все объяснения, а Сергей, майор, Олеся и Дарвин продолжали пытать учёных о том, что мы и как должны были сделать, дабы апокалипсис, если не прекратился бы вовсе, хотя бы перестал развиваться настолько стремительно. Из-под земли уже полезли неизвестные биологии виды. Живые или полуживые. Двое из них намеревались атаковать, когда мистер Грин пришёл на помощь.

– Да, хорошо, дядь Сав, – ответила я майору. Он попросил меня вернуть вместе с Данилом Марину обратно в лабораторию. Кажется, она утомилась от света и начинала дёргаться. По-прежнему не смотрела ни на кого из нас, будто не видела или не узнавала. Степан Яковлевич разрешил увести.

Данила я отпустила сразу. В лабораторию мы завели Марину вместе, а в клетку она проследовала сама. Остановилась там и села. Дверь я за ней не закрыла, потому что когда выпустила Даню, вернулась и тоже прошла за решётку. Опустилась на скамейку рядом.

Снова её рука. Сначала такая холодная. Потом нагревалась за счёт моего тепла, и я уже ощущала Марину живой. Подруга отнюдь не походила на ЭТИХ. Да, венки на шее и лбу сильно вздулись, реже дышала и сердце не спешило отпускать удары. Но взгляд её, хоть и пустой, был чётким. Просто фокус его уходил туда, куда мы своим сознаньем не дотягивались. Зато, вероятно, дотягивалась она…

– Ты слышишь меня, Марина?.. – спросила я, погладив её по волосам. – Знаешь, что там, на глубине?..

Мыла их ей через день, сама она в душе голову не промывала. Затем расчёсывала и укладывала, каким-то десятым чувством догадывалась, что ей это было нужно. После подобных процедур Марина будто становилась спокойней.

– Они хотят опуститься на дно, – продолжала я. – Если знаешь, чего опасаться, скажи. Ведь ты ещё с нами?..

Но тишина.

И тогда, закрыв глаза, я попыталась вспомнить лица всех, с кем приехала сюда на остров в начале мая на катере.

Витя мне улыбнулся. В моём воображении. Широко и в то же время застенчиво, как умел только он. Генка бухал свой виски, болтая на пальцах ключами – у него была большая связка, с брелоком в виде пизанской башни. Светлана курила в сторонке и отпускала язвительные замечания. У неё это получалось интеллигентно, что первое, что второе. Марина же, как всегда, оказалась самой собранной, раскладывала по порядку у шатра наши вещи. Собранность словно от неё мне и передалась, когда она превратилась в такой вот овощ.

– Знаю… что там… в глубине… – послышались вдруг ясно слова.

Я тут же вздрогнула, открыла глаза. Выпустила ладонь из рук, повернулась. Почувствовала, как заколотилось сердце. Но… нет. Марина ничего не говорила. Пульс же – его всегда подбрасывало до небес, когда не удавалось полноценно поспать, а от усталости, как сейчас, на мгновенье вырубиться. Я быстро обычно приходила в себя. Но чувствовала какое-то время, как сердце колотиться в горле.

Снова взяла подругу за руку. Марику – так звал её нежно Витя – мне было искренне жаль. И я не верила, что когда-нибудь она станет прежней. Может, даже и к лучшему. Виктора не нашли у озера, а он бы Марину одну не бросил. Вероятно, затерялся в толпе мертвецов. Тяжело будет принять, что его больше нет…

Выспалась я уже выйдя из клетки. Легла на двух столах прямо там, в лаборатории, пока Степан Яковлевич и его помощник отсутствовали. Ну, как, выспалась? Два-три часа. Если не было ночного сна и день в голове смещался, этого вполне хватало. А «похмельный» сумбур выветривался легко со свежим воздухом и работой.

В конце коридора свет на лестнице ещё горел. Вадик, которого я встретила выходящим из продуктового склада, сказал, что остальные пока не разошлись, всё совещались и спорили. Он появился в зале после того, как мы увели оттуда Марину. Нового от него выяснила мало, наши по-прежнему были обеспокоены тем, что «монстров» магнитных озёр учёные знали едва ли не поимённо: и то, как и когда они появились, и были ли прежде людьми. Те самые списки, что листал Сергей. Но вот о нашем озере, на острове Сарпинском, известно было мало. Можно сказать, ничего, кроме того, что под ним расходилось огромным кругом мощнейшее поле. «Лучи» его тянулись далеко через реку, в обе стороны на материк, на пару-тройку десятков километров. Такое озеро не могли не охранять. Однако, два года назад, когда с его дна из эпицентра извлекали частицы, за одиннадцать погружений водолазы-учёные ни с чем таким не столкнулись.

Зато теперь мертвецы устроили к его берегам настоящее паломничество. И прежде, чем выполнить то, что наши задумали, хотелось понимать, на чей зов они шли. На чей зов ходила Марина?..

Наверное, был уже полдень, когда разведчики вернулись от озера. И вслед за ними в комплекс прибыли Валера со Стасом с севера острова. Оксана и Дима – с северо-запада. Новости со всех концов прилетели одинаково удручающие. ЭТИ будто всполошились, и всполошились организованно. Собирались в группы, и уплотнёнными сбитыми стаями двигались все только в одном направлении. Шли в нашу сторону. Минут через тридцать-сорок первые толпы будут у комплекса. Если, конечно не сменят скорость – не перейдут на бег. Тогда у нас чуть больше двадцати минут.

– Не это ли я говорил? – произнёс мистер Джонатан Грин, как что-то, что должно было стать для всех очевидным. – Оно защищается. Почувствовало угрозу и атакует первым. Не оставляет нам времени…

Кажется, за моё отсутствие он всех убедил. Потому что лицо обеспокоенным стало не только у Степана Яковлевича, но и Сергей, и майор, и Макс Дарвин с Олесей, а также другие – все выглядели одинаково встревоженно. Больше никакой уверенности, что можно будет пересидеть брождения мертвецов, как прежде, или выйти самим с оружием отразить атаку. Не знаю, плохо это было или хорошо, такое чрезмерное доверие к новому человеку, но все эти люди вокруг не раз спасали меня. Надеюсь, их решения не подведут остальных и сейчас.

– Что? – переспросил Сергей и медленно обвёл всех взглядом, остановившись затем на мистере Грине и Степане Яковлевиче. Усмехнулся, покачал головой. – Ещё один взрыв?.. Вы серьёзно?.. Значит, тех, что были месяц назад, оказалось недостаточно?..

Я не сразу поняла, что было тем последним, что они обсуждали, пока все другие в комплексе начали собирать вещи и готовились спешно покинуть его.

– «Око» сейчас закрыть не успеем, – произнёс для всех Джонатан Грин. – Но можем попробовать на время ослепить. Без этого никак. Здесь, на Сарпинском, – главное ЕЁ «тёмное око». Не дадим «проморгаться». Возможно, дальнейшее развитие краха всего вокруг этим взрывом сведём на нет. Потом уже начнём разбираться с тем, что успело повылезать из недр. С мертвецами, с существами и прочим. С мародёрами.

Насчёт людей, ставших хуже мертвецов, Джонатан Грин был прав. Появились такие и на Сарпинском. С ними разобрались быстро, выдворили за пределы острова. Но на материке, по доносившимся оттуда слухам, было тяжелее.

– Тридцать шесть часов назад, в Джорджии, я потерял целую общину, в которой жил месяц, – продолжал говорить американец. – На берегу такого же озера. Там мы ничего не успели. Остатки людей сейчас здесь, на самолёте. Одиннадцать из сорока пяти. И нам ещё повезло…

Ни к чему плохому он не призывал. Говорил лишь о спасении для всех, каким его видел сам. Это мы жили обычной жизнью до всего случившегося. А такие, как мистер Грин или Степан Яковлевич, работали над этим, знали, что что-то назревает, пытались предотвратить.

– По машинам!.. – позвал всех из коридора майор. Затем заглянул. – Саныч, готовы?..

Сергей, помедлив мгновенье, кивнул головой. Это означало, что на весь предложенный план он дал своё согласие. Сначала все доберутся до самолёта мистера Грина, и крылатая машина поднимет людей в воздух, улетит в безопасное место. Но две боевых группы останутся и на военных американских джипах, которые прибыли аж из Джорджии, отправятся к озеру…

Боинг взлетел. Разбежался по длинной фермерской дороге, которую я смутно помнила с первых дней, оторвался от земли, поднял закрылки и втянул круглые шасси. Сначала какое-то время набирал высоту, уходя в горизонт, а потом начал разворачиваться высоко над рекой, делал огромный крюк, что б приземлиться за Волгой на другой безопасной дороге.

Мы же, многие, остались внизу, на земле. В одной машине разместились мистер Грин, его помощник, Макс Дарвин, Майкл, Валера, Данил и майор. Во второй – Степан Яковлевич, Сергей, Олеся, я и… Марина. Её, как сказали наши учёные, важно было взять с собой.

Когда расселись, за руль у нас сел тоже американец. А на трёх автомобилях комплекса разведчики поехали предупреждать всех одиночек и другие общины, что б покидали спешно остров. Никто не знал, чем закончится подрыв глубинной бомбы в реальности. Джонатан Грин честно об этом предупредил, был некий риск. На боинге с Сарпинского улетели лишь дети и старики, и несколько подростков с ними. Из взрослых – только их родители. Сразу стали знакомится в салоне с приветливыми американскими беженцами, прибывшими к нам из штата Джорджия – видела это сама, когда помогала подниматься одной пожилой паре с вещами. На самом деле беженцами стали все мы, в любой стране и по всему миру. Никто больше не жил на прежнем месте, искали для себя такое местечко, где можно было чувствовать в безопасности. Хотя бы какое-то время. Кто-то научился радоваться и единственной ночи, когда можно было спать, не вслушиваясь настороженно в собственное дыхание и в темноту…

– ЭТИ… или мертвецы – они как последняя стадия рака, – объяснял Степан Яковлевич, когда машины тронулись. – Частицы не действовали на трупы людей, пока не настало время. Когда поднялся первый мертвец в нашей лаборатории, мы поняли, что скоро всё начнётся всерьёз. Жаль, сделать уже ничего не могли. Американцы в исследованиях шагнули дальше, однако военные и разведка обоих государств… В общем, важность нашей работы недооценили …

И, разумеется, стало поздно. Не так уж Голливуд был неправ, выставляя в большинстве фильмов военных большими косячниками. Косячниками они и были. Кроме майора, дяди Саввы.

– Но… «тёмные глаза» планеты, – продолжал Степан Яковлевич, – их можно подслепить. Когда не помогает химиотерапия, тоже делают срочную операцию. У нас есть бомба. Закрыть не у спеем, но подслепить…

– Как очки? – спросил вдруг Сергей, перебив его. – Ну, тёмные очки, будто заслонки. А что?.. Вы все тут говорите метафорами. Очками подслепить!..

– Да, да! – обрадованно произнёс Степан Яковлевич. – Именно, как очки! Заслонка!..

Конечно же, яснее не стало. Бомба, погружение, установка, взрыв. И всё это в озере, к которому так не хотелось ехать, но мы там были нужны, команда разведчиков и стрелков. Нам отдали почти все патроны и в задачи входило прикрывать остальных. Расположиться на берегу и занять позиции.

Обе машины остановились метров за триста до воды, отъехали в зелень с дороги. Как и предупредили разведчики, место мы обнаружим пустым. ЭТИ отправились штурмовать комплекс, даже по пути от берега Волги сюда мы не встретили в лесу ни одного. Жутковато становилось от осознания того, что теперь это не отдельные разрозненные своры, а управляемая кем-то армия. Кем-то из глубины. И нам предстояло, возможно, сразиться.

Озеро удивило своей чистой синевой. Будто вся небесная лазурь стекла в него сверху, тогда как над головами всё стало серым, плыли низкие грязного цвета и перистые облака. Словно нарочно кто-то закрыл заглушкой трубу в гигантской печке или затушил в ней огонь. И где-то далеко она нещадно чадила. Как пробуждающийся вулкан. На миг даже почувствовался вкус гари и серы.

– И что нам делать? – развёл руками Сергей. Водители машин, американцы, тем временем надували резиновую лодку на берегу, принесли с собой акваланги и чемодан. На вид он был тяжёл, наверное, в нём и разместилась глубинная бомба. Макс Дарвин с Валерой и майором притащили со своей машины моток тонкого провода или троса.

– Я бывший коп, – сказал мистер Грин. – Стрелков бы расположил вон там… и здесь. И, может быть, тут…

– Ах, с этих позиций… – медленно покивал головой Сергей, сосредоточенно оглядывая берег. – Тогда соображу. Я тоже из бывших. Копов…

Лодка отплыла почти на середину озера. Оно было небольшим, но глубоким. Просто красивая вода, спрятавшаяся в заросших травой линиях берега, овальное, почти правильной формы. Аквалангисты один за другим переместились за борт и начали погружаться в воду вместе с тяжёлым чемоданом. А в моих глазах всё поплыло, будто сейчас снимали картину на старую камеру, где оператор крутил плёнку вручную. Только никто его не мог остановить и заставить вращать рукоять в обратную сторону. Вспять уже было ничего не повернуть. Всё равно что пытаться задержать грудью тяжёлый состав, мчащийся на скорости по рельсам с горы.

Тишина. Вдруг она наступила вот такая – полностью идеальная, настолько звенящая, что я, казалось, слышала лёгкий хрип в гортани. Не успела откашляться, а теперь боялась издать лишний звук. Даже земля напряглась под ногами и воздух вокруг стал тугим и пружинистым. Чуть повернула шею вбок и, увидев, что всё ещё не одна, выдохнула. Так же бесшумно неподалёку сидел мистер Грин. Значит, и остальные все были на месте, там, где засели.

Наконец, на поверхности воды появились пузыри. В большом количестве. Надо же. То, как они лопались, – я будто слышала это издалека, сидя в кустарнике на берегу. Поднимались водолазы. Вот уже показалась голова одного. Тот, что появился вторым, быстрее забрался в лодку и помог первому. Мотор не включали, хотя он был, и вёслами погребли обратно к берегу. Взмах, взмах, взмах, взмах… Резиновый нос уткнулся в землю. Быстро снимали с себя водолазные костюмы. Мистер Грин вытянул больше антенну вверх, справа от него показалась голова Степана Яковлевича, он вместе с Майклом помогал ему. Один из переодевшихся водолазов взял длинный провод, подключенный одним концом к ноуту американца, и потянул его вместе с каким-то штырём и датчиком к воде. Зашёл в озеро по колено, воткнул поглубже в дно. Вышел и вернулся назад. Никто, ни за это время, ни пока погружались, на берегу не появился, даже птица не пролетела, и помощь стрелков была не нужна.

– Сейчас! – сказал мистер Грин. Громко, ничего не боясь, чтобы все услышали. – При первом сильном волнении отойти назад. Но его не должно быть, бомба не мощная. Возмущения воде не даст …

Он замер на мгновенье. Отсчитывал только пальцами таймер. Потом перестал. И, подняв глаза на воду, принялся ждать.

Дрожь. Будто мурашки прошлись по ногам.

– Началось!.. – предупредил мистер Грин, и даже чуть приоткрыл рот. Я смотрела на воду, туда, куда он вперил свой взгляд. Сначала ничего не было, но потом пошли пузыри.

– Падает? – чуть дальше, спросил Степан Яковлевич. – Показатели…

– Нет, пока рано, – ответил Джонатан Грин, взглянув на миг в монитор.

– Вообще-то, пора…

Фонтан воды поднялся вдруг вверх. Без назревания, каких-то обильных пузырей или чего-то ещё, просто, как из спины кита, только мощнее. Взметнулся в воздух метров на тридцать мощной струёй и тут же опал. А потом стала подрагивать земля.

– Отходим?!. – раздался голос Сергея. Он, Олеся и Марина расположились метрах в двадцати от нас. Я видела, как они начали вставать.

– Джонатан… – обронил рядом Степан Яковлевич. – Не падает, наоборот растёт…

Впервые я увидела на лице мистера Грина неуверенность. И тоже встала. Все начинали покидать укрытия, стрелять было не в кого, но что-то начиналось тут, на берегу. Брызги воды от самопроизвольного фонтана долетели до края суши.

– Не то… – пробормотал мистер Грин, бледнея. – Озеро не то…

– То есть, как это не то?!. – майор, Сергей и остальные уже были рядом. Землю чуть-чуть потряхивало, будто стояли на каменном мосту и по нему неслась электричка.

Степан Яковлевич примирительно поднял ладони вверх.

– Этот алгоритм вычисления – совместная разработка учёных, – пояснил он. – Вероятность, что мы ошибёмся, была 0,3 %. К несчастью, попали. Тогда значение второго порядка – оно будет при этом алгоритме действительным…

– И что это значит? – спросил Сергей. Ему, как и всем другим, происходящее нравилось всё меньше. Дрожь под ногами нарастала.

– Одно из трёх озёр, – произнёс уже мистер Грин. – Других. Но какое именно… Два в США, и последнее – здесь, тоже в России. Чтобы понять, нужно время…

Он не договорил. Ещё один мощный столб воды вознёсся из середины озера вверх. Затем сильно всплеснулось. И огромная морда, уже ближе к берегу, вынырнула из прохладной майской синевы сарпинского озера. Это была не голова сказочного дракона или огромного змея, а морда огромного карпа или налима. Рыба, размером с кита, подпрыгнула точно гигантский камень, выброшенный катапультой, подняла хвостом вместе с… задними лапами волну, и начала стремительно падать стрелой в нашу сторону. Часть её морды была разворочена, возле жаберных крышек торчали извивающиеся зелёные змеи-руки, не было одного глаза и вместо него зияла дыра, торчали обломки челюсти. Вот всё, что я успела рассмотреть в её полёте к береговой полосе. В лицо пахнуло жуткой донной гнилью.

Она рухнула почти рядом, окатив берег тоннами всплесков и брызг. Одновременно Джонатан Грин и Сергей крикнули всем бежать. А за спиной рыбы, прямо в середине озера, откуда недавно ударил второй фонтан, вместо него уже поднимался настоящий водный вал.

Олесю, меня и Марину смыло первой же небольшой волной от падения чудища. Я быстро вскочила, подхватила винтовку, обернулась на других. Но не успела прийти на помощь, потому что обрушилось цунами. Снова сбило с ног и потащило.

Меня волокло под водой по траве, пока в лёгких оставался воздух. Затем ударило о дерево, и он весь вылетел. Перевернуло через голову, и, вынырнув, я закашлялось. Потом, как мне показалось, понесло совсем в другую сторону.

Когда вода разлилась в лесу и её стало мало, отпустило, наконец, в какой-то яме. Туда я стекла вместе с кучей веток.

Попыталась встать, но поняла вдруг, что застряла. Дно было вязким, и ноги начали уходить вниз. Винтовка, что была всё время в руках, пока кувыркало течением, потерялась. Нечем стало зацепиться. Потянулась руками к торчащим ветвям, но до кустарника немного не доставала. Силилась тянуться ещё и ещё. В груди и животе от страха нарастал шок, и я хотела уже закричать, как вдруг почувствовала, как кто-то ухватил меня за обе руки сразу. Подняла глаза и увидел Олесю… с Мариной. Обе потянули меня из воды и вытащили. Марина теперь смотрела в глаза. И я видела, что она всё понимает и так же видит меня.

– Где все?.. – спросила я.

– Собираемся, – ответила Олеся. – Всех разметало. Майор и Сергей ищут Грина…

– А… рыба?

– Издохла.

Землю под ногами опять тряхнуло. Но это я уже могла пережить. Медленно подошла к Марине, взяла её за руку. Пальцы её по-прежнему были холодны, хоть это меня достали только что из прохладной воды. И жилки на лбу и шее ещё выступали.

– Ты… здесь?

– Да… Здесь, – ответила она. – Я не могла сказать, что в озере. Мне не позволили…

– А что же… сейчас?

– Освободилась. После взрыва. Нет больше связи…

– Девчонки, уходим!.. – прервала их Олеся.

Из земли, повсюду, начало что-то вылезать. Набухали точно такие же холмики, как тот, сегодня утром, когда мистер Грин убил на нём существо ударом дубины.

– Бежим! К машинам!..

И мы побежали….....

ЭПИЛОГ (или пролог ко 2-му сезону)

Вот и сторожка, пустовавшая в лесу много лет. Пустой была для всех, не для меня. Баба Клава жила в ней, но только никто её не видел. Не чувствовал запаха трав, которые тут сушила, не замечал, как разводила огонь и грела чай, не ощущал тепла её печки, не наблюдал дым из трубы.

Руки не удержались и спина наклонилась с тягостным стоном. Сначала сбившаяся ступенька встала на место, только потом уже скрипнула дверь.

– Пришёл? – спросила она радушно. Единственному гостю в ещё густом лесу были рады.

– Пришёл.

Уселся за стол.

– Давненько ж не захаживал…

Чайник только вскипел, и она разливала по кружкам, знакомым и обшарпанным. Дымился отвар и аромат расходился широко. Хотелось зажмуриться от удовольствия.

Рассказывать ей ни о чём было не нужно. Это её не видели, а она видела всё. И как появились мертвецы, и как живые начали сходить сума, и как из земли и воды полезло всякое, чего даже она в своей двухсотлетней жизни не видела в далёкой юности. Много рассказывала про чудеса тех лет, которые потом попрятались, как перед грядущей бурей. Про леших говорила, про водяных и про русалок, чугайстырей, полуденниц, мавок, берегинь, домовых. Вот же когда-то людям жить нескучно было.

Впрочем, и сейчас. Только раньше – в хорошем смысле слова.

– И что мне делать?

Баба Клава подливала ещё. Большую часть времени они сидели молча. Без слов иногда приходили такие хорошие решения. Но, видно, не в этот раз.

– Принять сторону, – сказала она, наконец. – Ты ж всегда знал, что не такой. Я уже тридцать лет, как умерла, а ты всё ходишь ко мне, видишь и разговариваешь.

– Дык… может, и я того? Тоже умер…

Что не такой – про это знал всегда. И кошки с собаками не любили, и люди. Да и Гошан не просто так из стены вылез. Ко всем что ли черти дружбу водить ходят?

– Ну, как же умер? – спокойно, как обычно, спросила она и жалостливо сложила на груди руки. – Башка вон вся поседела, бельмо на глазу появилось, как у меня при жизни. Ногу правую еле волочишь, горб вырос второй. Не умер ты, Савёлушка, а просто постарел…

– А этот?.. – спросила затем, о чём не забывала спрашивать. – С тобой ещё?

Куда ж ему деться? Тоже, выходит, постарел – шерсть на спине вся седая, двигаться стал медленней, с ленцой. Не скачет, как раньше. Я-то вообще почти перестал, на нём вон приехал.

– Со мной… – ответил и стало как-то грустно. Взглянул на ведунью. – А то, что люди говорили, будто он меня сожрал?.. Может, и вправду сожрал, а я только не помню?.. Не то чтобы я против был, мы часто оба голодали…

– Эээх… – вздохнула баба Клава, и наливала нам уже по третьему чаю. С облепихой, малиной. – Если б не ушёл из деревни, ничего б не говорили. А не ушёл бы – даже с таким заступником житья б не дали… Только всё равно выбирать тебе придётся. За мёртвое будешь или за живое. На этот раз уйти никуда не получится. Не уйдёшь ты от Земли-матушки, когда она гневается. Как раз вот с таких, как ты и я, сейчас спрашивает. Спросу с нас потому что больше…

Повздыхали. Допивали чай молча, каждый в свой угол смотрел.

А по четвёртой пить уже не захотелось.

– Да не одолеешь ты её, сильна уж больно стала… – сказала баба Клава, будто в голову заглянула. Мёртвая, а всё видит лучше, чем живая.

– Выбрать сторону – не значит сразу в бой кинуться, – продолжала она. – Кого-то защитить – другое дело. Но лезть на рожон первому… С чем ты на неё попрёшь?..

– Сама твердишь, мол, я необычный…

– И старый уже, как твой чёрт!.. А её – её ОНО защищает. Сначала породило, взрастило потом. А теперь как щит для озера этого стала, попробуй одолей…

– И попробую… Не один пробовать буду.

Баба Клава сложила только на груди руки.

– Со своим что ли? А не боишься, коли против тебя повернёт, когда к ней приблизится? В нём тёмного больше, чем в тебе…

– Не боюсь, – ответил. Встал из-за гостеприимного стола давно мёртвой ведуньи. Чтобы Гошан, да против меня пошёл? Да никогда. Глупости всё это смешные…

– Пойду я, баба Клава, пойду…

Шагнул к порогу.

– Два её упырёнка тоже окрепли!.. – крикнула уже в спину, когда дверь за спиной закрылась. Не могла она выйти из последнего своего пристанища днём, при солнечном свете. Только ночью, когда всходила луна.

– Тебя саму не беспокоили? – оглянувшись, спросил.

– Разок мальчишек каких-то гоняли, давно было, – ответила сквозь полусгнившие дверные доски баба Клава. – Помогла им через задок в подполе выбраться, на лаз указала… Нет им дела до мёртвых, вроде меня. До крови живых уж больно все трое охочи стали…

Я молча кивнул. Видали мы таких упырей. Сами крепким и не порченым лыком шиты. Таких вот ещё не хватало бояться…

- Бывай, баба Клава!.. – на прощанье крикнул ведунье.

Взобрался на тёплую шерстистую спину того, кто дожидался снаружи. Ногами сжал худые бока.

– Поехали…

И «конь» исправно повёз…....

Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)

Олеся… Олеся Владимировна была в нашей общине четвёртым человеком, допущенным к принятию важных решений. Кроме Сергея Саныча с майором и Степана Яковлевича, оставшегося с остальными людьми в комплексе. Довольно молодая, красивая и властная женщина, умевшая держать себя в руках в любой ситуации. Вела за собой людей не хуже мужчин. Олеся помнила моих друзей Марину и Виктора. С Витей они вместе скатились с дома геологов по одну сторону конька, во двор, а Марина по другую. Затем, уже во дворе, разошлись и с ним. Он остался отбиваться у забора, когда несколько ЭТИХ разъединили их, а она через окно вернулась в дом, что б спрятаться в погребе. Видимо, Виктор подумал, что Олеся погибла, и ушëл за Мариной. Но она пересидела. Выбралась только на следующее утро, когда ЭТИ про неё забыли и оставили дом. Потом, блуждая какое-то время одна, наткнулась на Сергея с его «береговиками». Это еë группу геологов искала его береговая охрана, а вместо них так удачно нашла меня. В каком-то смысле, я уцелела благодаря этой женщине. Сергей с ребятами вытаскивали меня как мумию или матрёшку из старой военной палатки-шатра, спасшей мне единственной жизнь…

– Дарвин, Данил, – позвал Даню и Макса Сергей Саныч. – Возьмёте одну машину, оповестите «молодую» группу и попросите у них людей с оружием. Затем объедете всех одиночек. Будьте осторожны…

Он умел принимать быстрые и правильные решения. Да, весь остров должен быть оповещён, что теплоход с тысячей или двумя тысячами мертвецов сел на мель ближе к юго-восточному краю. У нас, наверное, патронов столько не нашлось бы, что б уничтожить такую массу новых «жителей». Ни дубьём, ни другим оружием не справиться. Только прятаться или сделать что-то, что б на остров они не попали. Сжечь весь теплоход мыслью было хорошей. Выжившие могли быть в каютах, но мне жить хотелось больше. Особенно после того, как выпал второй шанс.

– И чем ты собрался поджигать такую махину? – спросил Сергея один из разведчиков общины фермеров. Он, видимо, тоже одобрял уничтожение любой ценой появившейся угрозы. Как многие среди нас. Но пока на своём твёрдо стояли майор и Олеся Владимировна. И, прежде чем ответить, Сергей посмотрел на них.

– Топливом. Его должно быть много. Но решение ещё не принято…

Принять его помогла ситуация. Уже совсем стемнело, и свет с палуб лучше дотягивался до берега. Не то при таких условиях ЭТИ стали лучше видеть землю, не то ещё что послужило толчком, но постепенно они стали двигаться ближе к носу корабля и плотно толпиться на нём. Причём подобное происходило на всех шести палубах. Кто-то из наших начал их считать в бинокль. Я слышала цифры. Падавших в воду мертвецов становилось больше, и все они пока ещё подчинялись течению, не проявляли намерения плыть к земле. Это могло поменяться быстро.

– Мы объявим в громкоговоритель, что собираемся поджечь, – предложил Сергей компромиссное решение. – Пусть живые попытаются выйти, а мы поможем. Однако остров всей этой массы не выдержит. Нас просто уничтожат, если не уйдём по мосту на материк…

На материке сейчас считалось находиться опасней. По крайней мере возле Волги. В бинокль наблюдали толпы ЭТИХ, словно из Волгограда никого не эвакуировали, и жители слонялись по побережью будто бурлаки. Разве что не тянули баржи на лямках. Мы решили собрать небольшую группу, и на вёслах подойти к теплоходу. Пройтись немного по задней его части, которая освободилась. Все мертвецы сгрудились на палубах в передней трети корабля, видимо, этому способствовал и крен носа, образовавшийся после столкновения с землёй. Вот я и оказалась в группе, что должна была отплыть. Майор, Олеся, я и Слава, парень из фермерской общины, с хорошей скорострельной винтовкой. Резиновую лодку надули быстро, и на машине нас отвезли немного вверх, вдоль берега. А там мы уже спустились на воду. По течению плыть было легко.

Подъём по трапу нам обеспечил майор. Хорошая у него была выучка, трап закрепил быстро, поднявшись первым на нижнюю палубу. Он всегда лежал у него в машине, после первого теплоходика, где его и нашёл. Тот двухпалубник причалил к острову пустым пару недель назад и стоял на мели до сих пор, севернее по берегу на пару километров. Выгребли с него всё, что могли, и поделили на две общины, припасы, одежду, медикаменты. Также раздали немного одиночкам. Майор же сразу облюбовал найденную вещицу и забрал трап с корабля, будто знал, что скоро понадобится. Вот и пригодился.

Было немного страшновато. После трапа по лестнице поднялись на вторую палубу. Обошли несколько пустых кают. Майор с фермером Славой пробирались к топливным бакам вниз. А с берега тем временем начали вещать, что теплоход подожгут и что спасатели с оружием ожидают выживших на корме. Сами прорваться не смогут, но прикроют. Говорили в рупоры из темноты и делали это нарочно южнее, что б, если ЭТИ полезут в воду, то двинули б к суше наискосок. Тогда течением их будет больше сносить. Но бума после того, как заговорили в «матюгальники», не произошло. Не то слышимые над водой голоса мертвецы приняли за технические шумы, не то за что-то ещё. Рёв потому что на палубах не усилился, а, значит, всё продолжало разворачиваться в вяло текущем режиме.

С Олесей мы обошли больше десяти кают на трёх палубах, делали это осторожно и там, где безопасней, с краю. В самую глубь ближе к ЭТИМ не лезли. Я поднималась и вверх, и вниз, снова потом оказалась на второй. На двух палубах, где горел свет, не побывали, как и на самой верхней тоже. Времени уже не оставалось и в темноте сложней было искать. Нервы как струны натягивало близкое присутствие мертвецов. Я немного успела пошарить в аптечках, когда в рупор с берега объявили, что первые из ЭТИХ изменили в воде свой курс. Начали намеренно грести к суше, сопротивлялись течению и разворачивались, словно что-то там видели, на земле. Известия эти ещё больше сбили с толку. Тогда нечто со мной и произошло…

Олеся в тот момент находилась на две палубы выше, мы разошлись, договорившись встретиться позже внизу. У нас у обеих были часы на руках. И по пути я зашла в последнюю каюту, включила так же слабый китайский фонарик, уткнула свет в пол и двинулась вглубь помещения. А Он же… Он просто шагнул на меня из темноты. Молча, не зарычал, а сразу набросился. Шипение из его смрадного рта я услышала, когда руки уже вцепились в мои плечи и запах гниющей плоти резко ударил в нос. Белки глаз хищно сверкнули в темной каюте.

Чтобы не вскрикнуть от ужаса, зубами успела до крови впиться в губу. В тот миг я думала, что снова умру. Вернее, была близка вернуться к состоянию паники. До этого дня училась себя контролировать, но всегда выручали глаза и уши, опасность к себе не подпускала близко. Здесь же мои органы вдруг подвели: не увидела взглядом, не почуяла сразу близкого запаха. Видно притерпелась, обходя вонючие от мертвецов палубы. Когда их собиралось много, стоял специфический смрад. Непривычный. Я бывала в жару на похоронах в деревне, и знала, как пахнут мёртвые люди. Этот запах был немного другим, что-то не так было со всеми телами после начала апокалипсиса. Вроде и умерли, но будто не гнили, а становились просто другими.

Выручило в противостоянии то, что ЭТОТ поскользнулся. Обычно такое происходит с людьми, комичная, неловкая ситуация, которая в апокалипсис может стоить жизни. Но мне повезло, и плоскость из-под ног ушла у него. Он выпустил меня и внезапно рухнул. А выпавший из моих рук фонарик осветил на полу его лицо. Оно было отчасти перевязанным, вместе с шеей. Возможно, при жизни ему ранили голосовые связки – потому мертвец не рычал, когда набросился.

Долго, однако, лежать ему я не дала и проверять, что будет дальше, не стала. Сняла с плеча ружьё, ударила сверху вниз прикладом. И быстро выбежала из каюты, закрыв за собою дверь. Бегом, обернувшись на других мертвецов вдалеке, на носу корабля, устремилась к лестнице. Спустилась со второй палубы снова на первую, где все должны были встретиться. И оказалась там сначала единственной…

– Идёмте! – разыскал нас внизу майор, спустившейся сам откуда-то выше, когда Олеся присоединилась ко мне. Четвёртым и последним, из трюма, поднялся довольный фермер Слава.

– Поджёг?

– Поджёг, дядь Сав…

Только и успели насобирать в пару больших сумок по мелочёвке – не до сборов и обысков было в таких условиях, когда тысяча мёртвых тел грозилась перебраться к нам на землю. На призывы в рупор на палубы из кают никто не вышел. А, значит, либо мы ничем не могли им помочь, либо тут давно не осталось живых.

Снова спустились по трапу, сели и поплыли на вёслах. А через несколько минут вспыхнуло вдруг с мощным огневым хлопком. Грести сразу стали сильнее. Обогнули теплоход, чтобы пристать к острову сильно южнее. Работали в четыре весла, но пару раз немного притормаживали, пропускали плывущих мимо мертвецов. Дальше же лодка снова неслась как ветер.

Нос её успел уткнуться в землю острова, когда за спиной прогремел первый мощный взрыв. И после него пламенем объяло почти весь теплоход. Рисковая для нас оказалась вылазка.

– Их больше сотни на берегу! – сообщил Сергей, встретивший нашу четвёрку лично. – Двинулись вглубь острова. Идём за ними.

Сотня – лучше, чем пара тысяч. Остальные выли, ревели и полыхали огнём, горящими прыгали с палуб в воду. Только гребли уже не к суше, течению реки не сопротивлялись и плыли, затухая, вместе с ним. Лишь некоторые поворачивали к земле, пытаясь добраться до неё. Вот для чего было мёртвому спасаться? Только ради плоти живых? Страшным всё это казалось и непонятным…

– Пойдём! – позвал майор, и я оторвала от глаз бинокль. На берегу и так оставались четверо наблюдателей. Мне же ещё нужно было отойти в кусты.

– Сейчас, дядь Сав… – предупредила майора.

Мы шли за ними на отдалении. Держались постоянно метрах в трёхстах. Большая образовалась толпа, и в темноте ЭТИ видели ничуть не лучше нас. Может быть, даже хуже. Как насчитали точно разведчики – всего около ста тридцати особей. Выбрали себе четверых лидеров, и двигались строго за ними. А те, не зная острова, куда-то их вели и шли слепой разведкой вперёд. Ничего, освоятся быстро. Затем разобьются на малые стаи, что б легче было прокормиться, и тогда уже приступят к поиску живых. Людей, зверей, птиц, ползучих гадов, рыбы в ручьях – ЭТИ не брезговали ничем, что двигалось и не стояло на месте. Потому перебить их нужно было как можно быстрее. Самим к рассвету разделить толпу на малые части и уничтожать небольшими группками, пока не научились охотиться сами. Скоро подтянутся ещё стрелки из «фермеров» и «молодых». Может, людским ресурсом помогут и одиночки. У них в запасе имелось оружие, а проблема на острове образовалась общая. Тут уж не до выяснения о членстве в содружествах по выживанию.

Майор, Олеся и другие тоже перемещались на своих позициях в почётной «свите» ЭТИХ, когда нам с Сергеем выпало снова шагать вдвоём. Роли распределили ещё на берегу, нам с ним достался правый фланг, задняя часть. А вскоре подошёл один из наших разведчиков. Он двигался сначала впереди толпы мертвецов, ещё с двумя другими. Но прошёл почти час, и вот мы его увидели. К этому времени должно было уже кое-что измениться, однако ничего не происходило. Толпу хотели поделить сначала как минимум надвое, только это оказалось непросто.

– Они не реагируют, – раздражённо произнёс нашедший нас разведчик. – Валера чуть ли не голый зад им показывал. Будто не видят его, просто прут напролом. Я сам подходил метра на четыре…

– Ты ведь разыгрываешь… – с надеждой, что тот всё-таки шутит в не самое подходящее для шуток время, сказал Сергей.

– Нет, Саныч, не шучу, – разочаровал Рома-разведчик. – Как музыку слышат какую-то. За ней будто идут. Это ж… мультфильм был такой...

Рома, вероятно, хотел вспомнить про Нильса и диких гусей, когда один немецкий юноша вывел дудочкой крыс из мирного города. Вот только кто был дудочником у ЭТИХ здесь, на Сарпинском? Их вели четверо таких же, как они сами, – из числа прибывших на догоравшем теперь теплоходе. Может, первая разведка на незнакомой местности так и проходила у них, ни на что не отвлекались, а просто шли? Мы же не всё изучили об этих новых популяциях. Степан Яковлевич продолжал исследования. Не просто так регулярно выезжал в лес или к озеру.

– Останешься здесь, – велел Сергей Роме. – Вперёд пойду, сам хочу посмотреть…

И не возражал, когда я глазами напросилась вместе с ним. Кивнул согласно.

Пальцы мои разжались за спиной и из них вылетела использованная тестовая полоска. Чёрточек было две, я уже посмотрела. Хотела забыть об этом хотя бы на время, стало почему-то слишком волнительно. Потому и решила пойти туда, где больше адреналина. Было не столько страшно, сколько любопытно…

Новых «островитян» мы обходили сбоку, по правой стороне. Большой делали крюк, потому что толпа, шедшая сначала плотно, немного рассредоточилась, ей мешали деревья. Натолкнулись на ещё одного разведчика, но прошли дальше, и он вскоре отстал. А через несколько сот метров, при всём при том, что соблюдали крайнюю осторожность, внезапно налетели на группу ЭТИХ, отколовшуюся от основной массы. И попали к ним в самую середину. Нарочно для себя такого не придумаешь.

Сергей сразу заслонил меня спиной, оттолкнул лопатками назад к дереву. Ударил прикладом автомата одного, ударил другого. Я подняла карабин, но услышала вдруг команду «не стрелять». И озвучил её, как ни странно, он сам. Только потом я поняла, что происходит на самом деле. Да, мы влетели в толпу, особей эдак десять или двенадцать. Однако никто из них не атаковал. А те, которых ударил Сергей, отлетали, но поднимались молча с земли и продолжали шагать мимо нас вслед за другими. Будто живых для них больше не было вовсе, смотрели сквозь нас невидящим взглядом.

– Тут что-то не так… – произнёс наш старший стрелок и лидер, когда мы снова остались вдвоём, а ЭТИ ушли. Я понимала, что следовало, наверное, радоваться такой удаче, когда уцелели внезапно и нас не пытались сожрать. Однако тревога Сергея передалась и мне. Как необычно, за месяц ни один мёртвый не упустил возможности наброситься на живого, если был рядом. И вот – пожалуйста, всё наоборот. Кто мог сказать, что происходит?..

Последовали за ними дальше и стали ещё осторожней, увеличили крюк. И шли так, пока через четверть часа не встретили другого разведчика, Валеру. Вместе с ним уже вышли к озеру. Поняли, наконец, куда все ЭТИ двигались ночью.

Дальше мы наблюдали, как они выходили к воде небольшими группами, и там останавливались на берегу. Вставали, как вкопанные, замирали. Их собралось вскоре больше сотни, наверное, сто пятьдесят или двести, не только те, что пришли с теплохода. Словно заворожённые, ЭТИ молча смотрели на воду. И в таком неподвижном молчании зловещего виделось больше, чем когда их сотни стояло на палубах и устрашающим хором они рычали в темноте.

Сергей достал телефон. Связи, разумеется не было, до управления спутниковой антенной пока не добрались. В комплексе оно находилось уровнем ниже. Мобильники использовали просто как камеры. Заснял небольшое видео.

– Дуй в наш лагерь, – отдал он Валере телефон. – Покажешь Степану Яковлевичу…

– Дайте лучше мне, – протянула я тоже руку.

И, посмотрев на меня, они переглянулись...

Светало уже. Потому Сергей отпустить согласился быстро. Передал мне мобильный телефон с видео и пожелал удачи. Велел обойти тропу по кругу, хоть мы и были уверены, что в лесу мертвецов не осталось, все они, с этой части острова, собрались у озера. Подходили другие наши стрелки и разведчики, и тоже были удивлены изменившимся поведением ЭТИХ. Подъехали, тем временем, и ребята из «молодых» и фермеров, которых привезли Макс Дарвин и Даня. Потом ушла я.

Сначала бежала лёгкой трусцой, накинув ремень «сайги» на плечо. Потом немного ускорилась. Чем больше заданий они мне давали, тем меньше, решила я, буду бояться жить в новом мире, который прежним становиться никак не хотел. Вряд ли когда уже станет, так мне казалось, пока ноги несли легко меня через лес. Куда-то пропали остатки депрессии, и снова хотелось дышать полной грудью. Пусть по-другому, но так, как желаю сама, не оглядываясь постоянно и не вздрагивая всякий раз, если слышишь шорох в кустах.

А затем, наверное, я слишком увлеклась раздумьями. Потому что перестала вдруг смотреть себе под ноги и одной ступнёй угодила в яму или чью-то нору.

Но хуже всего было то, что падая вперёд руками, обеими ладонями так же въехала в рыхлую землю. И правая рука провалилась в ещё одну дыру, глубже, чем по локоть, почти по плечо. Ударилась даже лицом из-за этого, когда приземлялась. Будто нарочно кто-то тут перерыл всё своими норами или сделал ловушки.

Выругалась. Сплюнула землю с губ. Подняла голову и… вздрогнула. Отчётливо видела, как в сторону метнулась юркая тень. Затем что-то противно пискнуло, но на глаза не показывалось. Тихонько запищало, скрываясь в густой траве. «Сайга» слетела с плеча, и до неё мне было не дотянуться, тогда как рука в земле засела словно в капкане. Мы все так привыкли бояться на Сарпинском мертвецов, что о прежних своих страхах почти позабыли. Таких, например, как спуститься в погреб и столкнуться лицом к лицу с огромной крысой. Пищание в кустах, метрах в пяти от меня, напомнило мне именно крысиный голос – зловредного зверька, которого до ужаса боялась с самого детства, а дедушка в деревне гонял их поленом в коровнике.

Изо всех сил я потянула руку, но где-то внизу её будто что-то согнуло и сжало. К тому же кофта зацепилась за какой-то подземный корень. Проклятая нора! Лишь бы там никто не цапнул зубами. Я собралась было дёрнуть плечом сильнее, как вдруг у меня на глазах, метрах в двух впереди, стремительно начал вырастать маленький круглый холмик. Точь-в-точь как кротовий домик, без крыши! Потом показались нос и усы, передние лапы или какие-то клешни.

С удвоенной силой я дёрнула правой рукой. И снова безрезультатно. А существо между тем продолжало свой путь наружу.

И вот, тварь, наконец, полностью вылезла из земли. Развернулась ко мне неуклюже и «посмотрела». Глаз-то у неё как будто и не было, но чем-то же она видела меня, для чего-то повернулась! Может, на слух?.. Вместо ног – какие-то осьминожьи щупальца. Я думала, что схожу с ума, что такое мерещится во сне. Однако даже в этом сне понимала, что у твари была на прицеле, и что ничего не могла с этим поделать – рука застряла, очевидно, в такой же норе, из которой вылезло нечто. Зверь этот, неприятный до тошноты и похожий на лысого ёжа, стоя на своих лапках-щупальцах, словно на ходулях, весь задрожал вдруг, затрясся, готовясь к прыжку. И я, закрывшись свободной рукой, сомкнула глаза…

Вдруг кто-то громко охну чуть ли не у меня над головой! Затем раздался хлюпающий звук. И когда я вновь подняла веки, увидела, что появившийся человек занёс дубину для второго удара. Он охнул ещё раз, и смял странного зверя окончательно. Зелёная кровь брызнула в стороны и мне на лицо.

– Давно? – спросил меня человек с акцентом, присев на корточки рядом и помогая изо всех сил высвободить из ловушки руку. Лицо его украшала повязка, закрывавшая левый глаз. – Давно они здесь появились?

– Нет, – сообразила ответить я. Страх, наконец, отпустил – тот самый страх, что кто-то схватит под землёй зубами. Показались мои пальцы, и рука избавилась от плена. – Не видели раньше, никогда…

– А жабы? Большие жабы и многоножки?..

– Нет… – снова ответила я.

Мужчина удовлетворённо кивнул, улыбнулся даже, словно всё шло по какому-то известному только ему плану.

– ОНА открывает глаза, – сообщил он вслух. – Всё шире и шире. И дальше станет только хуже…

Я не понимала, что он несёт. Хуже станет кому, и хуже, чем что? Чем уже было, чем уже есть?.. И вообще он походил на сумасшедшего: весь взъерошенный, с одной лишь дубиной в руках, без другого оружия. Даже лицо у него было, как у… иностранца. Не наш, в общем, какой-то забугорный товарищ.

– Кто? – спросила я осторожно, бросив взгляд на лежавшую на земле «сайгу». – Кто открывает глаза?..

Он заметил мой взгляд на оружие. Быстро поднял с земли, и я ничего не успела сделать. А потом… вдруг протянул мне.

– ОНА!.. – повторил мой спаситель. Развёл широко руками в стороны, показал на небо, на лес, на землю под ногами.

– ОНА!.. ОНА открывает все «тёмные очи» разом. Их нужно срочно закрыть…

Смешно, словно стихи читал. И в то же время не очень.

– И… что будет, если… ОНА… их откроет? – не зная, зачем, сама поинтересовалась я у него.

Мужчина подошёл, остановился так, чтобы дать мне возможность держать карабин.

– Тогда ОНА просто вздохнёт, – сказал он, стараясь выговорить правильно каждое слово по-русски. – Сделает это лишь раз. Но вздох этот всё прекратит. Он будет страшнее тысячи ЕЁ «тёмных взглядов»…

Кажется, по моему выражению лица он понимал, что мне было дико слышать то, что он говорит. Это порадовало. Раз понимал, значит сумасшедшим не был. Просто говорил метафорами, которых я не могла осилить, а он пока не желал изъясняться иначе.

– Джонатан Грин, из Чикаго, – представился он и протянул руку. Шершавую, тёплую, крепкую. – Мне нужен Яков Степанович… Я издалека, из Америки. Университет Иллинойса… Не важно, какой. Мой самолёт час назад сел на Сарпинском. Мы с ним знакомы, он ждёт меня …

Вот, что мелькнуло в воздухе, когда мы вели толпу через лес. Посадочные огни под крыльями и фюзеляжем. Думала, что показалось, из-за пожара на теплоходе и зарева, которое он отбрасывал ввысь. Но нет.

– Степан Яковлевич… – поправила я иностранца. Видимо, путал первое имя и второе, но знал, кого ищет, наверняка. В такое-то время, да ещё и где.

– Отведи меня… – попросил он.

Из-за деревьев вышли ещё двое. Оба были уже с настоящим оружием. Понятно, что по лесу, сев на остров на самолёте ночью, пришедший мне на помощь спаситель бродил не один. Однако, увидев его сопровождение, я почему-то не испугалась. Наоборот, появилось немного больше уверенности, и передалась она мне от них троих…

Всё же последний вопрос был задан. Исключительно из мер предосторожности.

– Как вы узнали?.. Как нас нашли?.. Связи на острове нет…

– Теперь уже есть, – всё с тем же акцентом ответил мой собеседник. – Степан Яковлевич сообщил, но сигнал пока нестабилен. Нужно время настроить. Связь прервалась. Второй уровень в комплексе – недавно вы его открыли, ваш человек справился. Теперь у вас доступ к последнему спутнику…

Часть 3 - ФИНАЛ

И вот началось. Словно отдалённый шелест листвы, шуршавшей на остывшей земле ранней осенью, послышались первые шорохи вдалеке. Нет, весной подобных звуков в ночи быть не могло. Такое, если дожить, услышится только в октябре, когда ветви деревьев осыплются полностью и одеждой из листьев накроют почву. Вот тогда, по мёртвому настилу в сухую погоду, ноги любого ступающего по нему двигаться будут с настоящим лиственным хрустом. Сейчас – хрустело стекло. Похоже звучит, если не знать разницу.

Это Макс Дарвин придумал такую ловушку. Дарвином его прозвали, потому что единственным верил, что всё это прекратиться само по себе, что природа рано или поздно очиститься, сама отторгнет неестественное. И мёртвое просто проиграет живому. У подъёма к ангару с вертолётом Макс разбросал немного гравия, положив поверх осколки стекла. Нашёл целых два ящика с обломками. Отчего-то именно его хруст, даже самый тихий, разносился хорошо, далеко, и люди мгновенно реагировали. В последнюю неделю ЭТИ повадились появляться ночью. Пока они не видели живых, приближались молча, но мог выдать случайный треск. Орать же, те, у кого ещё не прогнили связки, начинали при первом зрительном стимуле. Сейчас они никого не могли увидеть. Люди сидели тихо и не высовывались, ждали их приближения. Разведчики предупредили несколько часов назад, что группа ЭТИХ выйдет к закату на лагерь. Развернуть их не получилось, хотя пробовали дважды: продолжали настырно шагать в одном направлении. Тогда и решили встретить их первыми, у ангара, за двести метров до лагеря. Только троих удалось отколоть от общей массы. Остальные двадцать два, точно селезни на манок, выплывали из сумерек, двигаясь в нашу сторону. Их вёл вожак, тот самый, что первым разведал обстановку.

– Близко… – тихим шёпотом предупредил Сергей, чтобы все приготовились. Всего-то дня три назад я призналась, как стреляла из отцовской «сайги» в лесу. Потом показала свою стрельбу на мишенях. По просьбе Сергея Саныча. Так получила оружие. Сначала воодушевилась тем, что могу оказаться полезной не только в сборе дров и готовки еды. Но сейчас стало немного страшно.

ЭТИ, судя по звукам, поднимались уже по склону. Из-за туч луны пока не было видно, и два прожектора, установленные на машинах, были наготове. Наверное, чтобы всё осветить, сперва должен был раздаться шум двигателей. Но близким по-прежнему казался другой звук – приближающейся к нам снизу толпы. Задние из них ещё хрустели битым стеклом, а передние шлёпали ступнями совсем близко, метрах в двенадцати-пятнадцати от центровой баррикады. На миг даже охватило глупое беспокойство, что нас тут нарочно двоих оставили, тогда как другие ушли.

– Да дайте же свет! – не вытерпел рядом Сергей, крикнув в голос. И прозвучало это от него как-то совсем буднично – словно оператор сердился на нерадивых «световиков», из-за которых камера в темноте не могла навести зум на героев сцены.

Слова нашего главного стрелка ещё не успели затихнуть эхом. И точно так же не успели разразиться мощным рёвом мертвецы, услышавшие речь живых, когда, наконец, зарычали двигатели двух машин и одновременно с ними вспыхнули два ярких прожектора. Мощными яркими лучами они осветили толпу. И, пусть к увиденному меня готовили хорошо, руки всё равно дрогнули. Едва не выронила оружие.

Прицельные выстрелы захлопали вразнобой. Стреляли с двух импортных карабинов и трёх АКМ-47. «Сайга» в моих руках, шестое наше оружие, если не считать кучи бесполезных ракетниц, чавкнула взахлёб только два раза. И то под конец столкновения. Второй выстрел оказался успешным – череп мёртвого парня разлетелся вдребезги. Удачное попадание, так не должно было случиться, но голову тем не менее разнесло на куски. Сергей, который вёл стрельбу всегда спокойно, даже присвистнул, увидев подобное. Третий раз я наблюдала так близко атаку на живых, и только в первый раз участвовала в её отражении. Они предупредили, что для начала могу не стрелять, просто привыкать к обстановке и накалу, учиться держать нервы в узде. Но, кажется, уже получилось. Сквозь страх и дрожание рук, с задержкой и сквозь грохот сердца. Пару минут назад казалось, что оно стучит громче, чем хрустело стекло на гравии под ногами поднимавшихся к нам «гостей». Хватит такого мандража. Пора научиться справляться с паникой быстро.

– Ты молодец, – похвалил Сергей и забрал карабин. Как главный стрелок, он держал оружие у себя, хранил его над гаражом в обзорном пункте. Ещё две «сайги» были в постоянном пользовании у группы разведчиков. Их было пятеро мужчин и девушка, на выезды всегда уходили по двое. Охрана на наблюдательных вышках была безоружной. Главное, вовремя подать сверху сигнал. Стрелки получат оружие и начнётся убой.

– Саныч! – обратился шутливым тоном к Сергею майор. – Ты Ольге в следующий раз автомат выдай. Видал, как тыквы разносит?

Посмеялись. Смеху все тут научились заново. Оказывается, много чего забавного можно было заметить в эти дни. Если стоять друг за друга горой и чувствовать себя частью целого, то тот же страх, словно трусливая змея, поджимал длинный хвост и уползал куда-то. Тогда хотелось улыбаться при виде распускающегося ландыша. Недавно они попались мне целой поляной, в тени, в лесу под деревьями. Случайно наткнулась, когда гуляла. Все давно отцвели и увяли, а эти только подняли тугие головки, не распустились даже. Час просидела счастливая среди цветов, трогала их листья пальцами, смотрела, вдыхала сладкий запах. Наверное, училась чувствовать жизнь и понимать её новые смыслы. Смыслы, вернее, остались прежние, только букет из них складывался у каждого теперь по-иному. Помощь на остров всё не шла, а мы, как могли, выживали и приспосабливались.

В первый раз военные объявились на Сарпинском через три дня после начала того, что всем показалось концом. С тех пор прошло больше трёх недель. Прилетели на рассвете, человек шестнадцать, на двух вертолётах, с автоматами и в бронежилетах. Наверное, для оповещения или дачи дальнейших инструкций для выживших. Кого они могли спасти на двух вертушках? В одной только нашей общине выживших оказалось двадцать семь человек. Ещё группа местных фермеров, человек восемнадцать-двадцать, с женщинами и детьми, как и мы, осела севернее, километрах в восьми от нашего лагеря. И это только на восточной стороне. Западную часть острова до конца не исследовали. Плюс встречались отдельные пары и семьи, которые не хотели присоединяться, разведчики через день о ком-то из них рассказывали. Но… как бы с ними со всеми ни было, а первых военных с большой земли остров Сарпинский не принял. Группа из двенадцати солдат только и успела зайти в лес, как столкнулась сразу с целой толпой ЭТИХ. Сумели даже попасть к ним в окружение, чего ни разу в последствии не удосужились мы, далёкие в большинстве своём от военной службы. А дальше, ни разорвавшиеся гранаты, ни стрельба из автоматов в их положении ничего изменить не смогли. Впрочем, в чём-то они нам подсобили – ЭТИХ стало на несколько десятков меньше, легче потом было зачищать территорию. Пилоты вертолёта, когда увидели выходящую из леса толпу мертвецов, начали поднимать в воздух обе машины. Взлетела только одна. Всё это наблюдал издалека наш разведчик, и один он точно не мог никому помочь. Потом рассказал всем нам, вернувшись. Когда приехали с группой на трёх машинах к пристани, не застали уже никого. Наверное, пилоты невзлетевшей вертушки пытались спастись от ЭТИХ бегством, бросили бесполезный вертолёт и отступили к лесу. Возможно, сначала даже успешно. Потом правда ни разу их не встретили. А наш вертолётчик Майкл немного повозился с машиной, после чего винт неожиданно закрутился. Поднял вертолёт в воздух и дотянул до ангаров комплекса. Там уже выяснилось, что это был последний полёт боевой машины. Нужно было либо достать детали, либо самим изготовить новые. Сложнее всего обстояло с электроникой.

А от второго приезда… От второго приезда военных остался один майор. Он быстро стал душой нашей общины. Жаль, что погрызли его ребят. Весь их военный катер, на котором приплыли с земли на остров, вымер. Тут уж только по их дисциплинарной глупости. Нарочно ждали два дня на берегу, на открытом месте, пока ЭТИХ не собралось слишком много, и ночью большой толпой не напали на всех. Ждать на берегу, как оказалось – таков был приказ, пока группа из трёх человек кого-то разыскивает. А кого и чего – им не сказали. Знали только имя объекта, который должны были эвакуировать, но дождались не его, а собственной смерти. Последние трое, бросив всех остальных, бежали с острова на катере. Горько и обидно стало оттого, что приезжали не за всеми нами. Майор, когда его спасли, рассказал обо всём в первый же день. А ещё через день он назвал мне и имя, когда попросила. Так я узнала, что папик присылал военных за своим сынулей Генкой. Аж дважды! В первый раз – на тех вертолётах, а во второй – на катере. Мы-то были за рекой никому не нужны. Плохо там шли дела, не думали пока о малых группах на острове, спешно эвакуировали Волгоград и близлежащие города. ЭТИХ оказалось настолько много, что армия пока не справлялась, зараза разнеслась быстро и далеко. Радовало пока одно – не всерьёз, а в злую шутку, – моё слово «ЭТИ» группе понравилось больше. Зомби, мертвецы, ходуны, покойники – звучало как-то очень глупо. Слово же, если честно, тоже было не моим, его, кажется, придумал Виктор. Первым назвал их ЭТИМИ...

– Ну, что, Ольга? – уже не Сергею, а мне подмигнул майор, затягиваясь самокруткой из мешанины табаков – никто не знал, почему он раскурочивал две марки сигарет и из их табака крутил свои «козьи ножки». – Осилишь с автоматом?

– Осилю, дядь Сав, – улыбнулась ему в ответ.

С ними со всеми было не страшно. Вот – даже с оружием в руках первую ночь провела. Третья атака в ночное время, после заката. ЭТИ вели себя совсем как собаки. А если ещё вернее, – как волки, потому что были намного умнее собак. Иногда могли держаться очень тихо, выжидать. Поэтому в лесу следовало быть особенно осторожными, ртом не зевать, поменьше смотреть под ноги и побольше – по сторонам. Днём недалеко от лагеря появлялись один или два. Если их замечали, то кто-то из стрелков отправлялся «убрать» по-тихому, копьём с наконечником или тяжёлой дубиной. Ходил, разумеется, не один, с подстраховкой. А если убрать не успевали, то сбежавшие приводили целую «свору». Разведчики пока не сожгли весь бензин, ездили на машинах, и под вечер успевали замечать прущую на лагерь кампанию. Таких отвлечь уже не получалось: знали, за чем идут, примитивный интеллект работал. Нашёл, выследил и привёл «друзей» в надежде на ужин. Всё как у нас – чья разведка окажется лучше. С той разницей, что мы их не ели, когда находили.

Внизу не спали. Кто-то, как и я, вернулся сверху и только укладывался. Другие ещё не легли, потому что дожидались уходивших. На ночь оставались дежурить только двое часовых на вышках. Вот, для кого не жалели запасов кофе и сигарет. Люди даже рвались, что б оказаться наверху. Как мало стало нужно для простого удовольствия.

На первый подземный этаж комплекса, где все ночевали, сверху было просто так не попасть. И пусть опасаться чужого проникновения вниз не стоило, здесь всё же можно было оказаться взаперти, если ЭТИХ наверху соберётся много. Постепенно на острове их уничтожали. Но иногда по воде прибывали новые. Не только мёртвые, но и живые – кто-то, например, по какой-то причине оказавшись не эвакуированным, пытался найти тут убежище. Чаще, правда, находил последнее пристанище, и сам уже начинал бродить в толпе себе подобных, рыскал в поисках живой добычи. Главным было вовремя нарваться на одну из групп, осевших на Сарпинском, и тогда тебя приютят, защитят и накормят. Не обязательно рисковать жизнью и искать всё время самим, а просто попасться на глаза нужным людям, предварительно затаившись и спрятавшись. Как я в первый день. Сергей и ещё двое парней с береговой охраны ехали к палаткам геологов. И повезло им найти в одной из них замотанную мумию, посиневшую от страха и потерявшую дар речи. Вернее, это мне повезло. Только на третий день я начала говорить заново, когда в единую общину сбилось уже человек двенадцать-пятнадцать. Трое охранников, несколько учёных, приплывших с другого берега, местный фермер с женой и двумя детьми и женщина-геолог. К концу недели нас стало двадцать девять, потом прибыли ещё двое. А четверо недавно погибли. ЭТИ чуть не положили весь наш лагерь в первую ночную атаку, когда мы ещё не прятались внизу, в неудобном комплексе с маленькими комнатками. Разведчики пропустили большую толпу голов на тридцать пять-сорок. А когда часовые увидели с вышек, не сразу отступили и поняли поздно, что оружия в близком бою может не хватить. Его и не хватило. Ночь обошлась нам в четыре жизни…

Уснула. Видела сон, как бегала голышом по поляне, на которой собирала ландыши. Глупее ещё ничего на Сарпинском не снилось. Чаще всего просто проваливалась в забытье, но отдыхать получалось, утром наступала бодрость. Так было у многих. Ночь с хорошими сновидениями – просто сказка, нежданный подарок. Как фильм посмотреть в настоящем кинотеатре, с попкорном, пепси и поцелуями.

У нас было два телевизора. В основном на дисках и других носителях отыскались лишь скучные научные зарисовки и данные исследований. Но нашлось и несколько западных мультфильмов, некоторые учёные посещали ранее комплекс с семьями. Детям, которых в нашей общине было четверо, найденные мульты крутили постоянно. Смотрели их день и ночь, за неимением других. Плакал, отвлекаясь, только самый младший. Ледниковый период и Шрек наскучили ему после первого просмотра, а смысла остальных он не понимал, потому что те были слишком взрослыми для него, для трёхлетнего…

Начался мой обычный день. Все, кто принимал участие в отражении атаки накануне, встали позже других. Ну, или почти все. Сергей Саныч, а для многих просто Сергей, кажется, не спал никогда. И наш майор вместе с ним тоже. Жанна, главная на кухне, сказала, что оба уехали с утра на машине, с двумя разведчиками. Вроде как к новой группе, которая объявилась на днях. На острове-то группа была давно, но пять или шесть вечеров назад разведчики у нас пересеклись впервые. Я и забыла, что встретиться должны были только сегодня в полдень. Все же тут жуть как заняты, в апокалипсис от безработицы не умереть. Биржа труда разорилась бы. Две вещи после всего случившегося стали ненужными – церковь и она. Первая меня не защитила, а вторая никого никогда не спасала. Мамин крестик на моей груди стал моим Личным Богом…

А теперь о том, как всё началось. Прежде, чем я стала членом этой общины.

Помню, как сели впятером в большой белый катер, и капитан перевёз нас через Волгу. Высадил на маленькой пристани с вещами и шатром-палаткой. Витя нёс её один, пока Генка трындел и подкалывал Свету. Марина всем руководила.

Потом за рекой прогремели взрывы. Сначала я думала, что началась война, но Виктор сказал, что грохнули, вероятней всего, какие-то подземные залежи – он знал, что они там были. Затем всё понеслось.

Уже стемнело, когда появились ЭТИ и выгнали из шатра. Разметали всё на нашей поляне, и пока не полезли кусаться, мы не могли понять, что происходит, думали, что напали какие-то сельские уроды. Придурок Генка первым выкрикнул слово «зомби». Вот тогда меня будто волной накрыло. Страх словно проглотил меня, и я утонула в его утробе.

Помню, как бежали полночи, плыли на лодке через озеро и прятались в старых деревянных домах. Залезли затем на водонапорную вышку. И после той вышки память вернулась только тогда, когда Сергей и ещё двое «береговиков» вытаскивали меня из палатки, продрогшую и на грани потери рассудка. Дали глотнуть горькой еловой настойки, и та меня привела в себя, позволила хотя бы понять, что жива до сих пор.

Степан Яковлевич и ещё двое учёных с ним, вместе с тремя автоматчиками, объявились на острове в тот же день. Приплыли на своём катере, чтобы открыть подземный комплекс. Взрывы грохнули возле их бункеров на большой земле, с другой стороны Волгограда. Это действительно был газ, как предположил Виктор, и после его распространения всё началось. Сам по себе он был безвреден, но детонацией повредило подземные лаборатории. А то, что в них культивировалось, шесть мощных газовых взрывов разнесли в большом радиусе. Единственная группа учёных, выжившая, потому что в лабораториях на тот момент не была, пыталась открыть два нижних уровня их последнего комплекса на Сарпинском. Все важные разработки по вакцине сохранились только там. Сама вакцина имелась, но в запасе осталось не более сотни ампул. И чтобы начать производство, нужно было попасть в этот Сарпинский архив. Двое людей почти месяц безуспешно пытались проникнуть вниз. Открыли только самый первый и верхний уровень, где мы и прятались теперь по ночам. Спали и чувствовали себя защищёнными. Ещё Степан Яковлевич с одним из людей несколько раз выезжал к местному озеру. Говорил, что это тоже важно для спасения…

Хлеба в обед напекли из старой ржаной муки. Я помогала женщинам на кухне. Снова просеивали сквозь сито мелких мучных червячков. Даже такая мука заканчивалась, вместе с дрожжами и яичным порошком осталось не больше, чем на неделю.

Зато прошлогодней картошки, капусты и других овощей добыли в местных погребах с избытком. Жанна предлагала засадить небольшое картофельное поле, но Сергей и Степан Яковлевич, которые принимали большинство решений, отговорили её от такой идеи. Скоро, как только разберутся с городами, убеждали они, должны были прибыть настоящие военные, те, что стояли за всех людей.

Овощное рагу с солениями было объеденьем. Наверное, просто все проголодались, обед потому что подали к ужину. Ждали Сергея с майором, но они и разведчики задержались. А когда приехали позже и ели, с десяток человек общины собралось за столом вокруг них и слушали. О других людях всегда жадно ловили новости.

Новая группа закрепилась на северном конце острова, ближе к своим полям. Да, они иначе отнеслись к апокалипсису, и, не смотря на то, что большинство из них были молодыми, с первых дней после объединения собрались тут остаться надолго и всерьёз. В фермерских хозяйствах раздобыли трактора и горючее, разровняли несколько полей, засеяли пшеницей, рожью, ячменём. Их главный даже просил называть себя на переговорах «шерифом». Явно пересмотрели Ходячих Мертвецов. А, может, вели себя так, что б просто отвлечься, создать имитация обычной и знакомой по экрану жизни. Сложные игры в жизнь помогали не запутаться в её новых деталях, выстраивали иерархию другого, отличного от прежнего бытия...

Из полезного рассказали, что ещё вчера к северному берегу пристали два повреждённых катера один за другим, и ЭТИ расползлись из них по суше малыми кучками. Группа из десяти-двенадцати особей двигалась вглубь, повернула на юго-восток. Через пару дней вполне могла оказаться где-нибудь здесь, если не сменит маршрут по дороге. Ребята с северного края всерьёз подошли к выживанию, и если сначала услышанному за столом кто-то улыбался, то под конец слегка позавидовали. А ведь действительно, дела на материке шли не очень, за месяц с Сарпинского толком никто не приехал и никого не спас. Военные успели забаррикадировать мосты, но не вошли на сам остров. И с какой целью возводились те баррикады, тоже было не ясно. Возможно, остров готовили вначале как место для отсидки, но решение изменилось. Баррикады преодолеть было можно, как сообщали наши разведчики, только зачем идти в неизвестность? Большая суша подождёт, а с ней и мы…

– Они знают про то, что уровень реки может подняться в любой момент? – спросил Степан Яковлевич про «молодую» группу, как её уже окрестили, имея в виду их поля на северном берегу и возможное обрушение дамб водохранилищ.

– Теперь знают, – ответил Сергей. – Благодаря нам. Не сильно в это верят, ведь новых взрывов не ожидается. Потому не думают, что износ дамб наступит быстро, даже если некому обслуживать. Зерном с нами, сказали, поделятся, если сменяем на часть овощей.

– Давайте тогда подумаем, – серьёзно уже отнёсся учёный к возможности засеять часть земли неподалёку от нашего лагеря. Фермерские поля для этого, по крайней мере, были готовы. А ЭТИМ посевы не нужны, они их не тронут. Им подавай свежего мяса. Никто на самом деле не знал, сколько продлится осада, и предложение Жанны высадить хотя бы картофель не казалось больше наивным. Лучше перестраховаться. Труд отвлекал, а армию ждать, возможно, придётся долго.

Вечером Степан Яковлевич позвал меня к себе. В те комнаты, о которых я постоянно думала. Они были частью самой верхней лаборатории комплекса, и много часов он проводил именно в них, «колдуя» над вакциной с одним из своих коллег. Даже ночью не боялся оставаться там один, всегда закрывался изнутри и был одновременно заперт снаружи. Зачем такие предосторожности? Да-да, по этой самой причине. В двух комнатах из трёх в клетках содержались отловленные ЭТИ. И среди них была… моя однокурсница Марина.

Они достали её с лодки из озера. Автоматчики положили аккуратно всех, кто пытался перевернуть челн, и думали, что спасли её. Марина стала первой, кого встретила группа Степана Яковлевича, высадившаяся на катере третьего мая. Но Марочка оказалась укушена. Ей вкололи две вакцины, которые замедлили начавшееся обращение. В итоге его не произошло в полном смысле слова, но и прежней она уже не была. Не разговаривала, не реагировала на речь. Сердце отпускало только шестнадцать-семнадцать ударов в минуту, а вены на шее и лбу были напряжены. Кровь загустела, стала почти как у ЭТИХ. Вакцина держала её где-то посередине между жизнью и смертью, и Марина всё никак не могла решиться, куда ей шагнуть. Организм её боролся и менялся. И Степан Яковлевич пытался понять, в какую сторону больше колеблются весы.

Двери теперь закрывали и снаружи, потому что пять дней назад Марина сбегала. Сумела открыть внутренний замок. Хорошо, что только она, не один из трёх других – те бы кого-нибудь убили или покалечили. Ночью она бесшумно выбралась из комплекса, а утром была обнаружена у того же озера. Как завороженная стояла и смотрела в воду. Возле неё топтались двое ЭТИХ, и разведчики их отогнали. Саму Марину мертвецы не тронули, видимо, приняли за свою. Укус на её шее заживал, но очень медленно. Кровь, тем не менее, выступившая на повязке, не вызвала интереса у настоящих мёртвых, и вскоре Марину невредимой вернули в комплекс. Теперь её запирали в клетке. Хотя бы не держали в цепях, как других.

– Как она?.. – спросила я, когда Степан Яковлевич впустил меня внутрь.

– Без ухудшений, – ответил он.

И прежде, чем переодеться в халат с перчатками и начать помогать ему, когда помощник уйдёт, я направилась к клетке.

Марина сидела спиной ко мне, на скамье за решёткой. Мой стул стоял рядом, но по эту сторону. Этот ритуал я повторяла каждый раз, когда бывала здесь. Садилась, протягивала сквозь прутья руку и брала её за ладонь. Тепло её руки было единственным, что я помнила из отрезка между водонапорной фермерской башней и моментом, когда меня достали из палатки. Но сейчас рука была холодной. Я грела её. Постоянная температура тела была чуть выше тридцати четырёх градусов, но Марине от этого не было холодно. Лучше, чем у настоящих ЭТИХ, но хуже, чем у здоровых людей. За всё время она ни разу не проявила агрессии. Вообще ничего. Только сидела или стояла. И однажды сбегала от нас. Пищу и воду принимала как живая, но мяса ей не давали. Туалет и душ в её клети работали. Ими она пользовалась как робот. Заходила по времени, будто срабатывал внутренний таймер…

Потом, когда мы со Степаном Яковлевичем остались вдвоём, я перемыла все его пробирки. И помогала с веществами. Он говорил, что делать, а я выполняла. С опасными реактивами работать меня не привлекали.

– Значит, первые из ЭТИХ появлялись давно…

Я задавала этот вопрос между делом трижды. И он каждый раз отвечал подробно и терпеливо. Мне нравилось его слушать. Приятный голос и становилось всегда понятно. Похож был чем-то на моего деда, профессора МГИМО, только немного моложе.

– В марте прошлого года – впервые, – вновь отвечал он. – Первых мы получили из только что умерших, не из живых. Двое были бездомными, а один из лаборантов заразился случайно, сам. Но это было немногим позже…

Через несколько часов мы закончили. Снаружи, наверху, наверное, уже темнело. Нужно было поесть и ложиться спать. Новый день принесёт много полезных дел.

– Иди, ты устала, – отпустил он меня.

И я пошла в душ. Любила перед сном, до еды, горячую воду. Она успокаивала больше ночной прохлады, а та теперь только пугала и настораживала своей тишиной.

Душевые кабины в комплексе учёных были хорошими, просторными и с деревянным полом, сквозь который всё уходило в сток. Запасы воды, похоже, имелись огромные. Возможно, был собственный водопровод, что тянулся от самой Волги. Этим вопросом тут никто не задавался. Главное, что стояли мощные нагреватели, и всегда можно было согреться.

Я опустилась вниз и включила тихий напор, льющий на голову. Сидела так, наверное, минут двадцать, пока не стала дремать. И снова приснился этот странный сон. Накрытая тенью поляна с ландышами и я, совершенно нагая, бегущая по колючей траве босиком и оставляющая за собой… кровавый след. Крупными каплями кровь падала на тёмно-зелёные листья, текло, несомненно, из меня, обильно и очень болезненно. Будто внизу была открытая рана…

Вздрогнула оттого, что проснулась. И тут же поняла, что было не так со странным сном. Рука скользнула вниз живота. Раньше любой нервяк был чреват сокращением цикла, а теперь что – наоборот? Задержка начинала пугать. Неужели всё-таки…

Нет-нет-нет. Ну, пару раз тошнило за последние дни. Скорее, от голода, во время долгих переходов с Данилом и Сергеем. Беременность сейчас была некстати. К тому же, имелась дурная наследственность. У матери и старшей сестры от стрессов наблюдалось замирание плода, несколько раз врачи прерывали по этой причине. А стресс, случившийся со всеми третьего мая, способен был нарушить что угодно…

– Ольга!..

В дверь постучали громко, и я снова вздрогнула. Тут же поняла, что барабанят в неё давно. Это был голос Сергея.

– Ты нужна, срочно!.. Быстро наверх, едем на берег!..

– Иду!.. – откликнулась я.

Не вытираясь, спешно начала собираться.

Из душевой выскочила с мокрыми волосами. Конец мая был жарким, простуды можно не бояться. Тут же получила в руки «сайгу», и сердце застучало. Опять?..

– Куда? – только и спросила я.

– Говорю ж, на берег… – ответил Сергей. Последнее его слово я еле расслышала, потому что он уже почти побежал, а я едва-едва успевала за ним.

Наверху сели в две машины и поехали. Все были вооружены, с разведчиками. Запрыгивала самой последней. Даже на вышках никого не осталось, поехали Данила, Рыжик, Макс Дарвин, майор, Майкл, Рома, Валера. Двери в бункерный комплекс опустились, и Жанна с другими оставшимися заперлись изнутри внизу.

Ни слова не спросила за всю дорогу. Однако после вчерашней битвы боялась намного меньше, пусть и не знала зачем понадобилось ехать всем боеспособным отрядом, в сумерках, в сторону ближайших пристаней.

Остановились и спустились на землю у последних деревьев, метров за сто пятьдесят от берега. Водители потом отъехали чуть назад.

– Из леса не высовываться! – велел всем Сергей. – Сидим, ждём, наблюдаем.

По рукам быстро пошли бинокли. Приехало двенадцать человек и всё оружие, за исключением ракетниц, тоже было наготове. Ещё появилось двое разведчиков из группы фермеров. Напряжение в воздухе нарастало, потому что я никак не могла понять, что мы здесь делаем перед закатом, и не одни, а вместе с союзниками по выживанию. Глаза нигде не находили врага, и я только без толку крутила головой.

– Оля, на воду смотри, – тихо, заметив мою суету, произнёс майор, дотронувшись до плеча. И указал. – Туда, вверх по реке…

Боже… Как же сразу не увидала такого громадного зверя, накрывшего тенью половину Волги. Пялилась то на лес, то на пристань, но не дальше неё. Проклятая куриная слепота. Поднесла к глазам сразу бинокль, что б разглядеть в подробностях. К берегу, чуть выше по реке, медленно приближался пассажирский теплоход, огромный, из шести палуб. Только на двух из них горел корабельный свет. Зато на всех шести стояли пассажиры, которых были сотни: мёртвые, голодные и пока молчаливые. Вот уж, чему мы научились за месяц исправно – издали отличать мёртвое от живого. Сотни ЭТИХ топтались на палубах корабля и ждали конечной остановки в порту…

О приближении судна наших дозорных на вышках предупредили ребята из «молодой» общины. А потом, почти сразу приехал другой разведчик – от фермеров с северо-восточной стороны. Сейчас двое из них были среди нас. Теплоход сначала обходил остров и плавно шёл под небольшим углом к другому берегу. Так нам сказали, и на тот момент это было правдой. Вот почему, пока ехали сюда, намеревались просто засесть в лесу, пропустить судно, после чего вернуться обратно в комплекс. Усиленная предосторожность, не более, мобилизовали большую группу на всякий случай, потому что большое скопление ЭТИХ на палубах заметили ещё чужие разведчики. Теперь же шестипалубник поменял курс. Словно из капитанской рубки отдали приказ, и плавучую машину нарочно развернули, направив прямо на старые пассажирские пристани. Теперь «титаник» приближался к нам, и до столкновения с землёй оставалось двести-триста метров.

– Откуда там столько людей? – спросил Сергей, рассматривая в бинокль палубы.

– Предположу, что все они на нём спасались, – ответил майор, почти один называвший Сергея по-свойски Санычем. – Не с третьего же мая по Волге плавают, давно бы ушли к Каспию... Упустили ситуацию, и их перегрызли. Как моих ребят. Может, в каютах кто живой и остался. Отсиживаются, ждут чуда и помощи…

– Проверим… – обронил Сергей.

– Как?..

Ответа майор не получил. Все, словно загипнотизированные, смотрели, как огромный теплоход, полный мертвецов, неумолимо тихим ходом приближался к острову. А затем в какой-то момент корабль вздрогнул, его сотрясло весь. Будто наткнулся на незримую преграду под водой. И в следующее мгновенье до ушей донёсся чудовищный треск севшего на мель судна…

Часть 2

Две лошади сильно пострадали. Но это Камил решил тут же исправить.

-- Быстрее, пока не поздно! – поторапливал он Ворона. – Мне очень пригодится твоя помощь… Ты ведь не против таких занятий?

-- Иначе я бы не соглашался, -- отвечал Хельг, набрасывая верёвку на дерево. – Сам в войне я участвовать не буду. Но сделать армию мёртвых я тебе помогу. Считай, что это моя месть князю Искро. И его людям. За то, что они вытворяли с моими друзьями после той самой битвы. После которой и твоему дедушке отрезали голову...

-- Я даже и не особо помню своего дедушку…

-- Он был очень хорошим полководцем. И человеком. В отличие от князей-предателей. Порой я очень злюсь от того, что в мире так много несправедливости.

-- Вот так и становятся злодеями! – усмехнулся Камил.

-- Я им быть и не переставал, -- сказал Ворон. – Ты принял меня за добряка по ошибке.

-- После твоих-то нравоучений…

-- Я просто лишь хорошо знаю, к чему приводит зло, -- ответил Хельг и потянул верёвку на себя. Труп, подвязанный за ноги, потянулся кверху. И повис на ветви, слегка покачиваясь.

Камил и Хельг стаскали трупы в одну кучу и затем развесили их на деревьях. Пустили кровь, собирая её в припасённые заранее вёдра и корытца. За всем этим с ужасом наблюдали пленники. Особенно испуганных после того, как услышали слова Камила будто их прикончат, если крови их соратников не хватит. Но обошлось. Камил обзавёлся ещё двумя мёртвыми конями.

-- И кем были все эти твои мертвецы? – спросил Хельг у костра, когда они варили бульон из раздобытой куропатки. – Где ты их достал?

-- В основном – это разбойники. Есть и мёртвые крестьяне, которых убили бандиты, нанятые Иштваном – шпионом князя Искро… В эту дружину я набрал самых лучших, крепких и сильных. Тех, кто лучше всего дерётся…

-- Да, хорошие бойцы, -- признал Хельг. – Здорово машут саблями и топорами.

-- На большее пока мне не хватает доспехов. Эти два десятка лучше всех снаряжены. Они сильны и при этом ещё и почти неуязвимы. Латники – костяк. Их очень сложно убить. Но есть противники и кроме людей, которым это труда не составит... Ламеллярники тоже хороши, хоть и не так, как «железяки». А на кого не хватило доспехов – на тех я нацепил побольше кольчуг и гамбезонов. Душа радуется, когда смотришь на них… Ни с чем не сравнимое удовольствие. Даже золото так не радует.

-- Понимаю. Любимое дело – оно такое. У меня то же самое с охотой… А твой брат, получается, тоже был некромантом?

-- Да. Но он зашёл не так далеко, как я.

-- Тогда странно, что Святомир не умел «воскрешать».

-- Знание было утеряно, -- сказал Камил.

-- Но Есений его вернул?

-- Именно так. В моём роду было много военных, гоняющихся за честью. Сидеть над книгами – это не про них… Есений же был другим. Но из его творений я видел только сшитую из кучи трупов тварь. Химеру… К тому же не завершённую. Не сказать, что он далеко забрёл в изучении тёмных книг. А ещё чтобы иметь армию трупов – нужно эти трупы где-то раздобыть. И обычное кладбище для этого не подходит. Трупы должны быть свежие. Самое большое – полнедели. Потом уже становятся совсем плохи… А Есений был нерешителен, чтобы так же убивать разбойников. И тут же их воскрешать, как я.

-- Он был очень умным парнишкой, -- вспоминал Хельг. – Странная смерть его настигла. Он умер из-за тёмных книг?

Камил кивнул.

-- Мой брат был очень умным. Но у него не было времени, чтобы всем этим заниматься. А мне повезло куда больше. В Башнях Знания у меня было несколько лет, чтобы всё как следует изучить.

-- С каких это пор в Башнях Знания готовят чернокнижников?

-- Не учат. Но кто ищет – тот найдёт. Там крупнейшая библиотека. Знания всего мира. И не всё смогли сжечь священники. Чтобы найти нужные книги – я копался на стеллажах годами. Такого не стал бы делать ни один монах. А книги там порой способны не только дать важные знания, но и свести с ума.

На утро отправились обратно к дороге. Обескровленные трупы, в том числе и лошадиные, уложили в приметном месте у дороги. Измотанных пленных крепко привязали к деревьям. Камил отправил птицу в замок. А разбойник-раб и Асуп отыскали место и свезли трупы в коптильни под покровом ночи. Пленников бросили в темницы, где палач им тут же отрезал языки.

Хельг и Камил снова бросились в леса. Больше стоянок Ворон не знал. Поэтому несколько дней они слонялись по лесам в поисках следов, прежде чем смогли выследить очередную шайку. Совсем небольшую. Разбойники бежали. Это понял Хельг, когда увидел их следы и многочисленные кострища от привалов. Бандиты перебрались на землю баронессы Дубек и намеревались сбежать в Лунное Герцогство.

Всего пятеро. Их Камил легко перепугал видом своей мёртвой конницы, окружил со всех сторон. Они струсили и сдались в плен. Рассказали, что уже все их собратья знают о начавшейся охоте. Знают о том, что новый барон – Камил – легко выслеживает даже самые укрытые и труднодоступные убежища. Весть эта добралась до самой последней собаки, промышляющей разбоем. Все лихие люди теперь бегут, кто куда. В соседние земли, а иногда вовсе в соседние государства.

Камил вернулся в замок, чтобы пополнить запасы, да отвёл пленных в темницу. Он отправил всем соседним баронам письма о том, что ему удалось выяснить. Сказал, что пора действовать стремительно, пока бандиты не разбежались. Что пора открывать всеобщую охоту на разбойников, чтобы те не смогли сыскать себе тихого места. Ибо все они бегут туда, где тихо. К тем, кто не выводит свои дружины за стены.

Началась безудержная гонка. Баронские дружины носились по своим землям, уничтожая бредущие через леса шайки. Егеря и их собаки брали след. Лихим людям пришлось тяжко.

Легче всего с разбойниками расправился Лют Савохич. Мицеталий, казалось, витал повсюду. Заражённые птицы порхали над заражёнными лесами и высматривали бандитские лагеря. Много разбойников удумало пережить летнюю охоту высоко в горах Хребта, где их точно никто бы не стал искать. Как им казалось. Чудовища Люта Савохича отлавливали разбойников. Алтари Грибного Бога заливались кровью, а дружина Камня пополнялась новыми тварями.

Впоследствии из Камня отправили целую повозку с расчленёнными телами. В подарок Миробоичам. Будет хороший материал для Химер… Целых тел, к сожалению, культисты не оставляли. У пленников было два пути: либо на алтарь во имя Грибного Бога, либо в чудовищную дружину.

Самая большая часть разбойников рванула к Лунному Герцогству. Бандиты думали найти себе защиту под крылом одного из баронов – того, который раньше возглавлял огромную и опасную банду, что позволило ему заполучить когда-то власть после перемирия с герцогом. Этот барон-бандит зашёл дальше Эрна… И теперь притягивал к себе всех мразей.

Бегущих на юг Камил с Хельгом и отлавливали в первую очередь. Стремительный конный отряд преодолевал большие расстояния. Пришлось забраться в земли баронессы Дубек, которая и охраняла южную границу с Герцогством. Тогда в баронстве Миробоичей и Житников, кажется, совсем не осталось шаек. Все бандиты в ужасе удрали, перепуганные россказнями о жесточайших казнях и пытках, которым Камил подвергал всех, кто попал к нему в плен.

Бандиты теперь бились отчаянно, как звери. В плен сдавались только совсем уж отъявленные жизнелюбы, в надежде на милосердие жестокого «мальчишки».

На землях баронессы Камилу удалось нагнать и разбить две шайки. Он хотел продолжать поход, опасаясь останавливаться – весть о том, что даже в баронстве Дубек не безопасно могла окончательно распугать бандитов, вынудить их бежать за границу княжества, куда заходить было бы опасно.

А Камилу хотелось раздобыть как можно больше трупов.

Но кони уже выдыхались от непрерывных скачек. Поднятые тела гнили на палящем солнце – тени деревьев не спасали.

Жадность Камила утихомирилась после засады, которую на него устроили разбойники. Хельг, толком не спавший уже несколько дней, заметил странности слишком поздно. Две банды объединились в одну – каким-то образом разбойники осознали, что преследует их совсем небольшой отряд дружинников. И решили бить первыми.

Если бы дружинники были живые – засада закончилась бы пленением Камила, глумлением, какого ещё не видел свет, чудовищными пытками, отрезанием его рук, ног и всего самого важного.

Но дружинники, совершенно внезапно для разбойников, оказались мертвецами. Шквал стрел обрушился на «поднятых». В ход шли даже бронебойные наконечники, самые опасные арбалетные болты. Доспехи пробивались, стрелы застревали в сухих телах. Камил бросил мертвецов в атаку. Началось ожесточённое побоище, самое волнительное из всех, что доводилось видеть Камилу, после осады Эрна.

Несколько мертвецов получили такие увечья, что сделались бесполезными. Погибла половина лошадей Дружины.

Но разбойники всё равно оказались разбиты, хоть и с большим трудом. Разбиты и перепуганы. Такого сопротивления не видели даже бандиты, прошедшие всю Войну.

Этот тяжёлый бой показал Камилу, что Дружина Смерти далеко не всемогуща. Что даже мертвецы могут прийти в негодность, сделаться бесполезными – если враг нападёт внезапно и будет биться со звериной яростью и отчаянием.

Но каким бы тактическим гением не отличались нападающие… если они терпят поражение, то владыка Изнанки становится ещё сильнее, чем был до стычки. Дружина Смерти пополнилась тремя десятками «поднятых» после того побоища, что не только компенсировало потери, но и увеличило дружину почти вдвое.

Камил решил, что пора возвращаться в имение. По пути обратно он наведался в городок Велены Дубек, больше походящий на большое село. Выяснилось, что Вальд уже заделал ребёночка. И теперь слал письма Камилу оно за другим, не получая ответа. Он сильно обрадовался, когда увидел своего хозяина.

-- Осталось ждать десять месяцев, -- сказал Вальдемар. -- И молиться, чтобы всё прошло отлично…

В городке ночевать не стали, как бы не хотелось спать – мёртвая дружина иначе развалится на куски.

На раздобытые в боях драгоценности Камил приобрёл новых лошадей.

-- Если возникнут сложности со здоровьем, -- сказал Камил счастливой Велене Дубек. – То немедленно отправляйте мне письмо. Я учился в Башнях Знания. И многое знаю в медицине.

-- Да, Велена! Он спас жизнь и мне, -- подтвердил Нойманн. – Камил – не только хороший правитель, но и лучший в Горной Дали лекарь!... А теперь, родная моя, пора мне присоединяться к охоте на разбойников. Меня зовёт долг перед Миробоичами.

Велена расплакалась, когда Вальд собрался уходить. И сказала, что будет ждать его возвращения с великим нетерпением. Что душа её уже разрывается на части от тоски. И одно лишь её утешает – дитя Нойманна внутри.

Вальдемар же не разделял её печали. Он почти возненавидел Велену, она была ему омерзительна после стольких ночей, после стольких попыток. Благо, хоть скрывал он это хорошо – иначе плохо повлияет на дипломатические отношения.

Нойманн удивился, что Камил посвятил Хельга в своё дело.

-- Не опасно ли это, милорд? – спросил он.

-- Хельг надёжный союзник, -- ответил Камил.

Нойманна отправили в родовое имение Миробоичей вместе с Меньшаком и Рыжим. А Камил с Хельгом брели к поместью отдельно, через леса, минуя дороги – вонь от свежих трупов стояла невыносимая, со всей округи слетались тучи мух.

Провели всю толпу посреди ночи в подготовленные коптильни. И принялись усиленно сушить.

Дружина Смерти после рейда увеличилась на полсотни мертвецов.

Жители снова начали шептаться о странных запахах, доносящихся из подземелий. Но любопытных туда не пропускали сторожевые псы, которых разместил на цепях в коридорах Ларс.

Два дня Камил не вставал с кровати – отсыпался и не мог продрать глаза. Милада пыталась заполучить внимание своего возлюбленного, но, едва проснувшись, Камил снова отправился в рейд с Хельгом и Нойманном. На этот раз усадив и их на мёртвых коней.

-- И как ты находишь следы? – удивлялся Камил. – Я вот вообще ничего не вижу. Сколько бы не приглядывался, куда ты там смотришь.

-- Я не столько на следы гляжу, -- сказал Хельг. – Сколько на сам лес. Раньше приходилось за следами смотреть… А со временем научился видеть многие вещи. В состоянии охотника. Помнится, были случаи, когда я находил в лесу или в городе потерянный предмет... Чутьё. Это не объяснить… А бывает и такое, что я разглядываю во сне леса вокруг себя. Нахожу зверя. А потом просыпаюсь – и бреду за ним по снегам. Тоже, наверное, своего рода магия.

-- Ты умеешь выходить из своего тела? – удивился Камил.

-- Не всегда. Только когда плохо сплю. Вот в прошлом рейде, к примеру… Но вот с той засадой я не досмотрел! Не такой уж я и безупречный следопыт… А может года уже не те.

Они снова мчались по лесам почти без сна. Лишь ненадолго устраивая привалы, чтобы живые лошади не помирали от переутомления.

-- Живые на мёртвых, а мёртвые – на живых, -- посмеялся как-то Ворон.

Начиналась жара. Наступало лето. Бароны юга Горной Дали устроили разбойникам невиданную доселе резню. Виселицы вздымались по краям дорог. На центральных площадях родовых имений устраивались казни.

А вот рейд Камила практически не увенчался успехом. Леса опустели. Все разбойники бежали, кто куда. В баронстве Дубек никого не осталось, несколько дней странствий по лесам ни к чему не привели. Следы тянулись за границу княжества.

Камил и Хельг сделали привал в баронстве Житников, заодно наведавшись к Никлоту, который уже окончательно влился в управленческие дела. Оттуда они выдвинулись к болотам, где когда-то Эрн устроил на войско Хмудгарда, наверное, величайшую по размахам разбойничью засаду, о которой Камил когда-то читал в письме Есения. Только в этих краях Ворону удалось напасть на свежий след. Разбойники посчитали, что на болотах их точно никто не достанет.

Хельг оценил разбойничью шайку в двадцать-тридцать человек. Лезть в болото по колено не хотелось. Многие мертвецы утонут. А попади они снова в засаду…она может оказаться для них последней. Камил не решился влезать на болота. К тому же большая часть болот располагалась на землях Перепутичей.

Он рассудил, что лучше поставит на одном из холмов неподалёку от болот башню с небольшим гарнизоном караульных, которые подожгут дымовое кострище и отправят птиц с письмами, если увидят врага. А там уже их встретит либо Никлот, либо Дружина Смерти.

В этих же гиблых местах Камил и Нойманн перепугались едва ли не до смерти, когда увидели в небе четырёхметровую тварь с огромным луком в руках.

Человекоподобное чудовище, сшитое из тел.

И громадные крылья из чего-то полурваного, похожего на корабельный парус.

По старой памяти из подземелий Камил и Вальд запаниковали, пришпорили лошадей. Но тварь пролетела вдалеке, не обратив на их отряд особого внимания.

-- У него нет стрел, -- пояснил Хельг. – Поэтому он не атакует. Улетает. И злобно смотрит издалека.

-- Ага… -- додумался Камил. – Раньше-то ему строгали стрелы плотники. А само оно слишком тупое для таких дел. И хвала небесам…

-- Ему их строгать не надо! – воскликнул Нойманн. – Дерево вырвал, заострил – и в путь!.. Давайте лучше уйдём отсюда. Неясно, как с ним бороться.

-- Была бы шея, а хомут найдётся, -- сказал Хельг.

-- И всё таки. Не хочу, чтобы тот заход в подземелье повторился, -- сказал Нойманн. -- Кошмары мне снятся до сих пор…

-- Измельчали нынче Нойманны! – пошутил Камил, хотя и сам желал поскорее убраться подальше от твари… Но одновременно не мог оторвать восхищённых глаз от чудес телесной инженерии, которые проявляли его древние предки… Научиться так же – и весь мир окажется у его ног!

Отряд Камила отправился на север, к Дубовичам. И только там через несколько дней выслеживаний в дремучих лесах наши мелкую шайку, которую тут же схватили в плен и доставили в темницы.

На этом Камил решил закончить свои изнурительные похождения. Он добился последней своей цели – набрать необходимое количество пленников для создания мёртвой конницы. Лошади по результату рейдов оказались самым слабым звеном Дружины. И этот изъян следовало постепенно искоренять.

Коптильни наполнились как и «поднятыми», так и ещё мёртвыми, на которых не хватило крови. По углам были распиханы кучками обрубки негодных для воскрешений тел, но годных для сшивания Химеры.

В замке Миробоичей устроили празднества. Слухи об истреблении и изгнании разбойников пронеслись по всей Горной Дали. Дороги, наконец, сделались безопасными. И постепенно всё больше купцов избирало эти дороги, чтобы укоротить свой путь. Больше кузнецов – больше пошлин. Больше золота…

Бароны из союза писали благодарственные письма, полные восхищений. По Горной Дали ходили слухи, будто Камил владеет всевидящим оком, способным отыскать даже иглу в стоге сена. Бандиты пришли в ужас и вряд ли вернутся в ближайшем будущем. Они свято уверились, что «новый Миробоич» непременно найдёт их.

Вот так Камил справился с проблемой, десятилетиями терзавшей княжество. Это сильно возвысило его в глазах собственных подданных. Особенно его уважали теперь дружинники. И настрадавшиеся от грабежа старейшины.

А вот в Лунном Герцогстве, куда хлынули перепуганные шайки, успехам Миробоича никто рад не был…

Камил распорядился устроить расточительный для казны пир. Вино хлынуло рекой. И пока все в замке были пьяны – Камил отправился в подземелья…

Войско сильно увеличилось. Камил от радости пел песни. Про смерть. Про торжество зла. Про то, как же он будет рад отомстить всем ублюдкам.

Конница из шестидесяти мёртвых всадников была ограничена только недостатком лошадей. Самих мертвецов, способных держаться в седле, было больше.

Всё это дело сопровождали бы семьдесят пеших мертвецов, на которых единственная беда – не хватало хороших доспехов. К этому богатству, равняющемуся своим числом обычной дружине среднего барона Горной Дали, причиталось и полсотни ещё не воскрешённых тел, на которых не хватило крови.

Всего шесть недель потребовалось, чтобы поднять все остальные тела – с имеющимся количеством пленников. Камил утомился изымать кровь, но это того стоило. Первым делом он поставил на ноги всех мёртвых людей. И только потом взялся за создание мёртвой конницы.

Убитые дружинники Радима Златича теперь стали ударным костяком Дружины – прекрасные всадники, высокие и сильные. Они превратились в чрезвычайно опасных мертвецов. В костяк входили и самые сильные из разбойников и степняков-караванщиков. Камил отобрал после долгих испытаний три десятка выдающихся бойцов. И эту силу уже не стыдно было назвать личной гвардией.

Когда Камил поднял последнего мертвеца из запасов, то осознал, что теперь у него в подчинении, если прибавить и живых дружинников – самое большое войско в Горной Дали после князя Искро. У Светломоричей и Перепутичей было примерно столько же. Но то были живые, слабые, требующие добычи провианта, большого обоза позади. И, что самое главное, способные испытывать страх.

Дело поглотило Камила с головой. Он совсем позабыл, что у него есть женщины, что у него есть семья. Одной из добрых вестей оказались первые шаги Ведагора. Сынок научился ходить. И эта новость вернула Камила на землю. Вот как стремительно несётся жизнь! Совсем недавно он сам был ребёнком… А некоторые сказали бы, что и до сих пор! Но что эти тупые старики? Которые за столько лет не придумали способа, как бы избавиться от разбойников! Они не сильно и пытались. Да и живых всегда жалко тащить в леса, бросать их на ловушки, терять в засадах, стычках.

Камил теперь чувствовал своё собственное превосходство над любым лордом в княжестве.

Гордыня сладка… Но, поговаривают, опасна.

Что же о нём теперь думает князь Искро? Кусает локти из зависти? Боится?

Лето в разгаре. Жаркое и засушливое. Дожди пробегались редко. И дороги покрывались трещинами. А за проезжающими мимо караванными повозками клубилась пыль.

Из подобной пыли однажды появился отряд рыцарей. Из Святого Престола, судя по одеяниям. Одиннадцать всадников. В светлых плащах, с чёрным гербом на груди – в виде распахнутой кверху клыкастой пасти, которую пронзал светящийся меч. Герб Нойманнов.

Карл Нойманн, младший братец Вальдемара, закончил обучение в Ветрограде. И он, судя по всему, оказался крайне взбешён недавней новостью о свадьбе своего брата с престарелой баронессой.

**

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Владислав Ц. 2000р

Константин Викторович 300р "Я психиатр и доволен героями Темнейшего" Ответ: смысле?)

Tropikon87 300 р "Поддержу Спасителей, хотя Темнейший тоже топчик!"

Артём Викторович 300р "Спасибо за творчество!"

Анатолий Сергеевич 300р "Держи копейку на продолжение Эмиля)"

schnurre 250р "Камил, я твой большой фанат))"

Дмитрий Митрохин 235р

***

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

— А эта дорога к селу? — спросил он.

Тригубенко кивнул головой и добавил, что она весьма пыльная, более долгая, интересу смотреть на хозяйства людишек никакого нет; то ли дело «господская» через берёзовую рощу, вдоль реки и через липовую аллею.

Слово «река» заставило Николая заупрямиться. Ехать он пожелал непременно через село. Тригубенко расстроился чуть не до слёз, но подчинился и сказал, что поедет впереди. Вскочил в двуколку и погнал пегую лошадь рысью.

— Ты не торопись, — велел Николай кучеру.

Тарантас въехал в село с довольно добротными избами. Оно казалось вымершим — почему-то никто не пожелал посмотреть, как барин въезжает в имение. Однако возле одного из домов собиралась толпа и слышались крики. Когда тарантас поравнялся с ним, Николай увидел странную картину.

В широко распахнутые ворота мужики вводили скотину: двух бычков, овец и коз; двое тянули обвязанную верёвками свинью, которая верещала так, что закладывало уши. Посреди двора стоял небольшой сосновый гроб, в котором лежала девчонка лет двенадцати. В головах гроба сидели красномордый мужик и старики, возле их ног были навалены мешки, лежала связанная за лапы птица. Несколько женщин удерживали бьющуюся от горя простоволосую молодку и зажимали ей рот.

Кто-то увидел барина и сразу стянул шапку, поклонился, кто-то в суматохе не заметил. А Николай, в совершенном шоке от странных похорон, вышел из тарантаса, сразу же уляпав обувь в навозе и грязи.

Молодка укусила чью-то руку и обрела возможность пронзительно заголосить:

— Не наш черёд кормить, не наш! Обещали чужого отдать! Доченька моя единая! Вставай, голубка, не наш черёд!

Николай подумал, что всё происходящее — какой-то дурной сон: вместо цветов, знаков скорби, — мука или зерно, скотина, птица; вместо выражения горя — какие-то дурацкие вопли о кормлении… Его взгляд художника скользнул по лицу покойницы и отметил здоровый цвет кожи. Девчонка явно казалась только притворяющейся умершей. И почему нет батюшки? Мигуновский приход-то совсем близко, если тут нет своего.

В следующий миг Николай чуть с ног не свалился. На аккуратный нос умершей без следа покойничьего закостенения уселась муха. Девчонка оттопырила нижнюю губу и сдула насекомое!

В этот момент Николая взял за плечо Тригубенко и потянул со двора, подсадил в тарантас и сам уселся рядом.

— Что тут происходит?.. — только и сумел вымолвить Николай.

— Не обращайте внимания, Николай Андреевич. До сих пор языческие обряды у людишек. Так-то народ здоров, трудолюбив и старателен, мор или болезни стороной обходят; пьянства практически нет; смертоубийства и кражи миновали… Но вот болезнь в головах, старые традиции никак не искоренить, — внушительно объяснил управляющий и стал похлопывать Николая по руке.

— Но я сам видел, что ребёнок в гробу жив! — воскликнул Николай и стряхнул холодную и липкую ладонь управляющего со своей руки.

— Не может того быть-с, — твёрдо возразил Тригубенко. — Третьего для в овраге шею сломала.

— Я сам видел! — рявкнул Николай и замолчал.

Его потряхивало от негодования.

Управляющий спокойно принялся его увещевать:

— Николай Андреевич, вы же в пути, наверное, не раз изволили откушать горячительных напитков. Возможно, лишку. Возможно, дорога не только приятные сюрпризы преподнесла. Возможно, заботы бывшие и будущие лишили вас равновесия душевного… Показаться всё, что угодно может, особенно если людишки устроили такой балаган, какой вы сейчас наблюдали.

Николай не принял его слов во внимание, но успокоился. Он со всем этим разберётся. И прежде всего — с управляющим.

Липовая аллея, приём дворни с поклонами в пояс и хлебом-солью, старый, но добротный дом Николаю понравились. Декора, конечно, никакого; мебель хоть сейчас во дворе жги… Но чистота необыкновенная. Вот прибудут телеги с утварью, отвоёванной у маменьки Ирины Радовладовны, можно будет устроить вполне неплохой быт.

В своей спальне Николай прежде всего осмотрел кровать под балдахином из жёлтой от старости кисеи. Половицы, хвала создателю, лежали ровно, без всяких поперечных, как в трактире. Николай принялся разбирать два саквояжа с личными вещами. Вытащил свой рисунок, сделанный в трактире, долго держал в руках, потом положил на стол. И — вот же казус! — обнаружил в одном саквояже штофик изысканной заграничной формы с зелёным содержимым. Он даже вспомнил название напитка — абсент — и россказни об убойной крепости, а также опасности сойти с ума от него. В Россию он доставлялся лет десять, своего производства не было.

От обеда Николай отказался, пригласил к шести пополудни Тригубенко с бумагами по имению и завалился почивать на льняные простыни хорошего качества. Во сне его преследовал звук текущей воды, он открывал глаза и прислушивался, однако проклятые воды, сгубивших купца, действительно оказалось лишь сном.

Николай ничего не понимал в ведении хозяйства, отчётах и итогах, но Тригубенко поразил его внятным рассказом и предоставленными документами. Стало понятно, почему нет дохода с имения: оно почти семьдесят лет назад было трижды заложено в Опекунском совете за баснословные суммы, поэтому взносы и пошлины поглощали почти все деньги, вырученные за торговлю лесом, зерном, льном и овощами. Особенно впечатлили продажи рыбы.

— Один наш Голубиный пруд сотни пудов в год даёт! — гордо сказал Тригубенко. — Такого амура, толстолобика, сома нигде не увидите! Щука, карась — без меры ловятся. На ярмарках зимой к нашим возам очередь! Летом вяленой рыбкой торгуем.

Николай оказался под впечатлением энтузиазма управляющего. Вот если бы не его сходство с врачом из Мигуново, который как-то очень кстати оказался у трупа купца… Тем не менее Тригубенко был приглашён к обеду.

Он явился со своей рябиновкой и настойчиво предлагал её барину, нутро которого переворачивалось после вчерашней попойки и печальных событий.

— Хорошо, — наконец согласился Николай, у которого уже был план на этот обед. — Я вашей рябиновкой угощаюсь, а вы — моим гостинцем из самой Франции.

И пододвинул к управляющему заморский штофик, до времени спрятанный за кувшином с брусничной водой. Тригубенко удивился такой невидали и со словами: «Премного благодарен и тронут угощением» — налил себе полный бокал, в каких подавались настойки.

Рябиновка оказалась отличной, в меру сладкой, в меру горькой; у управляющего же после первого глотка потекли слёзы из глаз. Он одолел бокал и, ещё не приступив к горячему, заснул, уронив голову на стол. «Видимо, трезвенник. К тому же худосочен и слаб», — подумал Николай.

Он сделал знак толстой горничной не тревожить Тригубенко и прошествовал во двор к конюшне.

— Митяй, — сказал он кучеру, — запряги-ка двуколку управляющего да спроси, как проехать к Голубиному пруду.

Кучер, который у маленького Николя был дядькой, а после сопровождал барина в двухгодичной поездке в Италии, молча кивнул.

Вскоре они примчались к живописнейшей группе черёмух, боярышника и плакучих ив. Под ярчайшим солнцем деревья просто источали прелесть и силу матушки-природы, наполняли воздух ароматами жизни.

Николай сказал:

— Жди меня здесь. Если будет нужно, покричу.

Он стал спускаться к пруду.

И замер.

Если бы мог предположить дальнейшие события, то, наверное, тотчас бы покинул новое имение и постарался забыть о нём, как о страшном сне.

Внизу колыхались воды прелестнейшего из когда-либо виденных им прудов. А на песчаной косе с немалым числом крестов мужики охлопывали лопатами могильный холмик. Однако гроб с девчонкой стоял у воды без крышки. Женщин не было вовсе. Затем могильщики взяли гроб и опустили его в воду, стали толкать, как лодку.

Видимо, ребёнок что-то сказал или открыл глаза, потому что рыжебородый, красномордый мужик, скорее всего, отец, которого Николай видел во дворе, потряс над домовиной пальцем, строго грозя. Когда вода дошла мужикам до пояса, они быстро бросились к берегу.

Гроб закачался на волне. Николай было рванулся вниз, чтобы доплыть и спасти живое дитя от уготованной ему участи, как из воды высунулись какие-то бледно-зелёные твари, сверкая на солнце серебром, и утянули домовину под воду.

Николай присел на камень, дрожа от ужаса. А мужики спокойно стали разбредаться кто куда. Двое из них чуть не наткнулись на барина, и он услышал их разговор.

— А чем матке чужак-то не понравился?

— Так сильно хмельной был, говорят.

— Она и раньше хмельных жрала за милу душу.

— В сей раз, видать, не захотела.

— Аньку-то жалко, не в черёд на корм пошла.

— Ты о себе думай. О рыбалке, что будет после Троицы. Семейный мужик, а всё как дитя: что да почему…

Николай дождался, пока стихнут все звуки, не в силах отвести взгляда от сверкающей сапфировыми оттенками воды с золотыми солнечными зайчиками на ней. Глянул на свежий холмик на берегу. Захотел встать, но почувствовал, что его не держат ноги. Позвал слабым голосом Митяя.

Привыкший ко всем барским выкрутасам Митяй бережно поднял Николая, поддерживая под микитки, помог взобраться наверх.

Николай откинулся на спинку двуколки и задумался. Картина вырисовывалась довольно отчётливая: какая-то тварь, именуемая маткой, кормилась постояльцами в Мигуново. Митрофан пришёлся ей не вкусу, и его подняли наверх, представили утопленником. Вместо него погиб ребёнок… Требуется доложить становому и уряднику, они-то из волости, не из этих чёртовых сёл — Мигуново и Долгуновка, — и должны во всём разобраться. Тригубенко нужно держать на расстоянии, он точно в курсе всего… Если не хранитель поганого Голубиного пруда… и несостоявшийся убийца самого Николая.

Во дворе его ждал нарочный от купца Толоконникова, который приглашал отметить Троицу, помянуть сердечного друга Митрофана Ильича Пескова. У Николая даже задрожали руки от радости, что хоть какое-то время он не будет видеть стерляжью рожу Тригубенко и всей Долгуновки с прудом в придачу. Он велел кучеру закладывать тарантас и нести в него неразобранные вещи.

Управляющий уже очнулся и потирал длинными пальцами виски. Николай бросил ему, что он немедля отъезжает к Толоконникову по важному делу.

— Как же так?! — морщась, фальцетом сказал Тригубенко. — Завтра же Троица… Прежние хозяева всегда были на народных гуляниях…

Николай с ненавистью посмотрел ему в лицо, сказал по-итальянски: «Ваффанкуле! Вай аллинферно!» и побежал собираться.

К имению Толоконникова он подъехал уже в потёмках. Его явно не ждали сегодня, и к купцу допустили не сразу. Кроме того, ранее его останавливали дозорные и сторожа. Оно и понятно, строительство завода требовало догляду от любопытствующих посетителей, а попросту — ворья.

Купец и заводчик Толоконников появился в халате, в дурном настроении, но, узнав, кто такой Николай, протянул ручищи и так крепко прижал гостя к широкой груди, что у бедолаги хрустнули кости.

— Иван Толоконников, Иванов сын, — назвался он. — Пройдёмте в кабинет, там нам накроют малый помин души моего друга.

Оба купца были настолько похожи статью, квадратным телосложением и силищей, что показались Николаю братьями.

«Малый помин» оказался заставленными закусками столом на дюжину гостей.

Иван Иванович со снисхождением и неким пренебрежением во взгляде тёмных умных глаз выслушал рассказ Николая о своей деятельности художника-портретиста и желании осесть в имении, которому помешали странные, выходящие из ряда вон события.

— А началось всё с того, что мой и ваш друг Митрофан Ильич оказался мёртвым… — приступил к главному Николай и поведал всё до мелочей, от проникновения в комнату вплоть до странной слизи, которая покрывала покойного. Добавил и рассуждений об осмотре врача, об организации убийств постояльцев.

— Голова!.. — с уважением откликнулся на это Иван Иванович.

Повествование о странных похоронах купец прервал ругательствами и угрозами напустить на Долгуновку жандармов, а также привлечь к творящемуся в селе собрание Синода. То, как Николай споил абсентом управляющего и отправился на разведку, Толоконников отметил хохотом и восклицанием: «Ай, молодца!»

О странных зеленоватых тварях Иван Иванович слушал, сдвинув брови и бросая из-под них острые взгляды на Николая.

— Да не привиделось мне ничего! Всё так и было! — выкрикнул тот.

— Не кипятись… Я тебе верю, — мрачно ответил купец. — Ещё кое-что добавлю, как рассказ закончишь.

— Не было больше ничего… Кроме того, что Тригубенко меня задержать хотел. Мол, на Троицу прежние господа всегда на народные гуляния смотрели, — сказал Николай и, помолчав, добавил: — Мне только неясно, водятся чудища только в Голубином пруду или в Мигуновке тоже.

— Ну, это совсем простой вопрос, над которым и думать не стоит. Ясно, что в Голубином у них гнездовище, а добраться до любого села они могут по подземным ручьям в карстовых и известняковых породах. Возможно, что где-то даже подземные пещеры есть, заполненные водой. Такой уж наш край — водоносные горизонты повсюду. Уж кому знать-то, как не мне. Заводики строю. То в одном месте, то в другом проклятая вода из-под земли хлынет. Отводить приходится, а это лишние траты, — откликнулся купец. — Ты вот что послушай… Владели чуть ли не четвертью губернии Соснины, столбовые дворяне. При государе Петре Первом ещё дополнительно земли получили. Но всё прахом пошло. Одни игроки и моты у них в породе. Настоящих хозяев не было. Я вот, хоть и дворянин, купечеством занялся, а те… Осталась у них только Долгуновка. Хорошее сельцо! Словно заговорённое: везде затяжные ливни, тучи с градом, молнии леса палят — а в Долгуновке вёдро, когда нужно; дождичек, когда требуется. Да только не впрок — всё равно из долгов не выбираются. Слышал как-то от отца своего, что долг у Сосниных перед самим сатаной. Батюшка-то дружил со старым хозяином, у нас где-то в галерее есть даже общий портрет пяти владетельных помещиков. А про молодого Соснина уже пять лет как ничего не слышно. Ну, даст Господь, разберёмся, что там творится. Я завтра на службу в церкву пойду, а ты тут сиди. Пусть никто о тебе не знает. А потом съездим в эту твою Долгуновку. Оружие-то у тебя есть?

Николай кивнул и вдруг неожиданно для самого себя спросил:

— А можно посмотреть на этот портрет… пяти владетельных?

Теперь кивнул уже купец, взял со стола шестирожковый бронзовый подсвечник и махнул Николаю рукой. В конце длинной галереи над бальным залом осветил большой портрет стариков у круглого стола.

Николай всмотрелся в изображение старца с седой бородой и ахнул:

— Тригубенко!

На следующий день к вечеру Иван Иванович приказал заложить карету. В тарантасе отправились трое его верных «ребят». В их мешках угадывались ружья. Николай всё порывался тотчас по приезде в Долгуновку стреляться с обманщиком и преступником Тригубенко-Сосниным, который покушался на его жизнь, но купец в который раз пытался его наставить на путь истинный:

— Ты пойми, Николай Андреич, что всё дело не в спятившем Соснином. Наш враг — это неведомые твари. Это их мы должны… устранить, ибо не божьи они создания, а сатанинские. Сумасшедшего мы повяжем и сдадим уряднику. Пусть ответит за погубленного моего друга Матвея Ильича, покушение на тебя и за безбожные порядки в имении.

— Да как мы их из пруда-то выманим? Они лодки перевернут, тут нам и конец.

— Эх, молодо-зелено… По Италиям ездят, а обычаев своего народа не знают. Сегодня народ будет хороводы на берегу водить, песни петь. А потом оставит на ночь чугунок медового отвара с травами для мифических существ, которых называют русалками. Слышал про таких? Или у вас, живописцев, всё больше про наяд и дриад? Люди верят, что они за угощение будут милостивы к рыбакам, купальщикам и всем, кто по лесам бродит. Вот мы и добавим в отвар-то одно ядовитое вещество, которое используется при производстве бумаги, — объяснил Иван Иванович. — А стрельба — последнее дело, вспомни ещё Екатерининский запрет, который до сих пор действует.

Николай подумал: неизвестно, ездил ли Толоконников по Италиям, но его способы устранения врагов явно схожи с действиями семейств Борджиа и Медичи. И тут же стал возражать:

— А если твари вовсе не русалки и отвар пить не станут?

— Резонный вопрос, — сказал Толоконников. — Тогда ребята с ружьишками с берега станут ловить их на живца. Поди, эта богопротивная матка не наелась махонькой девочкой.

— Какого живца? — удивился Николай.

— Твоего управляющего, — ответил купец так, будто речь шла об обычной рыбалке.

Усадьба Николая была темна и, похоже, пуста. Со стороны пруда раздавались протяжные напевы. Николай предложил подобраться к гуляниям с той стороны, где он уже бывал, — чуть обочь погоста на берегу с пустыми могилами.

Из-за кустов им открылась удивительная и мерзкая картина. Люди водили хороводы в берестяных масках, белых рубашках, украшенных ветками берёз. Ниже спины и до пяток ветки изображали хвосты. Управляющий с таким же хвостом, прицепленным к парусиновому пальто, был среди них.

Как только первые бледные звёзды высыпали на небе, управляющий сделал знак рукой, и люди чуть ли не бегом припустили в село. Николай понял: они явно боятся тех, кто скоро может появиться из воды. Он указал ребятам на уже опробованный спуск, и они помогли мощному, но неповоротливому купцу пробраться на берег. Николай и сам не отказался от помощи — в густых зарослях стояла непроглядная темень.

Расчёт Толоконникова оказался верен: у воды стоял чан, в прохладе от засыпающих вод просто разило мёдом и травами. Ребята встали впереди купца и Николая. Мешки они положили у ног. Один из ребят принял у купца мешочек, метнулся к чану и высыпал в него порошок, затем занял своё место перед Толоконниковым. «Дурень, — прошипел ему купец, — нужно было перемешать».

Вдруг поверхность пруда вспучилась четырьмя фонтанами. Из них появились светящиеся бледно-зелёные фигуры. Их головы, похожие на человеческие, щетинились гребнями, строение тела тоже было подобно людскому, то есть с руками и ногами, но чудовищные наросты на спинах продолжались крокодильими хвостами.

Николай затрясся от ужаса, он ощутил и дрожь Толоконникова, и только ребята недвижными изваяниями стояли впереди.

Твари зашлёпали перепончатыми лапами к чану, стали пить, как домашняя птица: набирали в пасть отвар, поднимали башку вверх и только тогда глотали. Через миг их движения замедлились, хвосты судорожно забили по песку, и чудища в корчах повалились наземь.

— Неет!!! — раздался визгливый вопль сверху, а потом басовитый крик Митяя: «Не замай!»

Послышались звуки потасовки, и вниз, обдираясь об одни камни и отскакивая от других, слетел Тригубенко-Соснин. Склон был невелик, не больше полутора саженей, но покалечился управляющий сильно: еле встал, придерживая руку, повисшую плетью, утирая о плечо залитые кровью глаза. Он заковылял к тварям, причитая:

— Гады!.. Мрази!.. Что сделали… что сделали с древнейшими созданиями…

— А ты, гад и мразь, что делал с людьми? — разнёсся по берегу мощный рёв Толоконникова. — Рабов Божиих в корм превращал, лишал Царствия небесного?

— Они всего лишь нашли здесь пристанище… пытались выжить… людишки с древности задабривали их золотом, сокровищами… И только наша семья поняла, что им нужно лишь человеческое мясо… Для матки… — завывал управляющий. — Мой прадед сыном пожертвовал…

В этот миг воды пруда забурлили, вверх взвился фонтанище. Это появилась матка, крупнее других тварей вдвое.

— Неет! Не ходи сюда! Не пей! — ещё тошнее завопил Тригубенко-Соснин. — Это отрава!

Разум у чудища явно отсутствовал. Однако оно остановилось. Пониже бурдюкообразных «грудей» брюхо матки делилось на две части в виде валиков плоти. Между ними стала открываться щель, из неё показалось розоватое свечение. Ноздри матки в виде разрезов на морде зашевелились. Из пасти потянулась зелёная слизь. Толоконников и здесь угадал: матка явно была голодна.

Управляющий, размахивая руками и скрещивая их над головой, непрерывно вереща, попытался преградить ей путь. Но брюхо чудовища раскрылось, валики вытянулись, и несчастный оказался втянут в гигантское чрево. На песке остались лишь ноги в сапогах.

Ребята Толоконникова быстро освободили мешки и наставили на тварь ружья. Но она не обратила на них внимания, подошла к чану и стала пить. Потом отвар закончился, и она отшвырнула чан прочь. То ли из-за её величины, то ли из-за того, что яд оказался неразмешанным, матка не собиралась подыхать. Она развернулась и зашлёпала в пруд.

Ребята метко выстрелили, зарядили ружья по новой и ударили ещё одним залпом. Матка упала в воду ничком. Ребята по колена в воде подошли к ней и изрешетили её пулями.

Потом закипела работа. Все вместе: и господа, и ребята, и оба кучера — стали собирать в потёмках всё, пригодное для костра. Николай поразился силище Толоконникова, который, покряхтывая от натуги, повыдёргивал из земли богопротивные кресты. Твари очень быстро высыхали на воздухе, и их легко покидали в костёр. Брюхо матки развалилось, в его содержимом обозначилось всё, что осталось от управляющего.

***

Толоконников поднялся чуть свет: дела на заводе требовали его присутствия. Потягивая горячий чай из блюдца с куском сахара, он вдруг сказал:

— Николай Андреич, продал бы ты мне Долгуновку.

Николай, ложась спать уже под утро, сам подумывал о том, чтобы бежать из постылого и мерзкого места. Но сейчас в нём пробудился кто-то другой, не художник-повеса. Он отказался, сказал, что имеет намерения сделать Долгуновку нормальным селом и разобраться с трактирщиком из Мигуново.

Толоконников подумал, хлопнул рукой по скатерти и сказал: «Ладно, карты на стол. Два года назад, в 1828 году, я видел на выставке в Париже водолазные костюмы братьев Динов. У меня найдутся средства организовать поставки. Да и в России ведутся разработки».

Николай и Толоконников уставились друг другу в глаза.

Наконец Николай вымолвил: «Но предприятие может оказаться убыточным. Сумасшедший Соснин мог сказать неправду, и золота никакого нет».

Толоконников поднял густую бровь со словами: «Прибыль прибылью, но ведь есть же ещё интерес!»

И оба будущих компаньона рассмеялись.

Вспоминая этот разговор, Николай скрипел зубами. Ему, выбравшему стезю художника, ставшему студентом Императорской Академии художеств, матушка выделила самую захудалую часть — имение в Судогодском уезде Владимирской губернии. Его в своё время батюшка выиграл в карты у помещика. Сделку только-только успели оформить, как бедолага-помещик куда-то пропал, даже не явился на регистрацию в Юстиц-коллегию, впрочем, там всё обошлось и без него. Доход с имения был невелик; контроль за управляющими, которые менялись, как весенняя погода, из-за дальности расстояния практически отсутствовал.

И вот Николай Андреевич ехал в свою Долгуновку новым хозяином, а за ним тащились безбожно отставшие три телеги с имуществом, ибо матушка выставила городской дом на продажу. Он откинул кожух тарантаса и посмотрел вокруг.

Было темно, как поздним вечером, потому что небо застилали плотные кучевые тучи, грозившие разразиться ливнем. Впереди кривились крыши какой-то деревушки, обочь дороги щетинились всходами поля.

— То ж Мигуново сейчас будет, — сказал, обернувшись, кучер. — Сельцо махонькое, но с трактиром. А при нём постоялый двор.

— Для кого постоялый двор в такой глуши? — сквозь зубы произнёс Николай просто так, даже не желая вступить в разговор.

— А не скажите, — оживлённо ответил кучер, соскучившийся по разговорам за время дороги с молчаливым хозяином. — Недалече от Мигуново строится писчебумажный завод купца Толоконникова. Народу много ездит.

Заслышав топот лошади, из трактира выбежал половой с нечистым полотенцем через руку, отвесил затрещину мальчишке, чтобы он наметал соломы в лужу перед дверями — негоже барину обувь мочить.

Тесное помещение с низким потолком было разделено на две половины; из одной неслись крики уже набравшихся беленькой мужиков; во второй сидел один громадный купчина за чисто накрытым обедом. Николай поздоровался с ним и устроился за другим столом, опасаясь, что здоровяк заведёт нескончаемые дорожные речи.

Половой быстро принёс заказ, но Николай недовольно повёл носом: уха показалась разогретой, а не только что с раскипу; заяц слишком зажарен, закуска заветрена. Выпить в дороге — богоугодное дело, но Николай попросил только смоленской настойки. Однако горькая, на таволге и берёзовых бруньках, выпивка пробудила аппетит, и вскоре Николай увлечённо захрустел мясной корочкой, всё более благожелательно поглядывая на купца. А у того уже глаза затуманились кровавыми прожилками, и шея стала багровой.

— Хорош ли заяц-то? Раньше здесь дичину знатно готовили, — спросил он.

— Суховат, — откликнулся Николай.

Так и завязалась беседа с появлением штофа водки, пирога с почками и сдвинутыми столами. Купчина назвался Митрофаном Ильичом. Собрался он до Толоконникова для переговоров по доставке свинцовой руды. Узнав, что Николай — новый хозяин Долгуновки, сердечно его поздравил: именьице хорошее, добротное, если лесом торговать — озолотишься. Николай, хотя уже изрядно пьяный, своего удивления не показал. Батюшка с матушкой всё обсуждали, что хорошо бы от неприбыльной Долгуновки избавиться. Тем более она может запросто оказаться нечистой, проклятой — прежний-то хозяин пропал. То ли скрылся куда, то ли порешили его… а может, не приведи Господь, наложил на себя руки.

А тут ещё Митрофан Ильич добавил тревоги:

— Сказывают, что это место колдовское, владеть им может только кровник первого поселенца, государем Петром для освоения края направленного. Видать, в вашей родове таковой был.

Николай снова смолчал, что имение не наследное, а в карты выигранное.

Вскоре пришёл дородный хозяин, половой и двое служек, подхватили под мышки сотрапезников, уже не стоявших на ногах, и повели почивать в отведённые им комнаты, которые оказались рядом.

Только было Николай растянулся на постели, пахшей суровым полотном, прокипячённым со щёлоком, как к нему ввалился неугомонный купчина. Он принёс штофик зелёной настойки, доставленной прямо из самой Франции, сказал, что это подарок для Толоконникова, но тот перетопчется. И предложил сию же минуту опробовать французское пойло. Николай отказался по причине позывов к рвоте. А Митрофан свернул сургучную головку, выковырял пробку и вылил в устрашающую глотку чуть ли не половину, повращал выпученными глазами. Пойло оказалось забористым, и купчина завалился на постель Николая. Сдвинуть его было никак нельзя, Николаю не удалось спьяну даже переложить руку или ногу здоровяка, не то что поднять его и вытолкать вон.

Пришлось новому владельцу Долгуновки отправиться почивать в комнату Митрофана Ильича. Всю ночь ему снились какие-то странные звуки: скрипы, визг цепей, хлопанье.

Пробуждение оказалось ещё гаже сна: голова болела так, что трудно было поднять веки; глотку склеил сушняк; руки тряслись, а тело казалось чужим. Да ещё за окном верещала какая-то баба, матерно ругался хозяин и раздавал звонкие затрещины. Наконец послышался конский топот, и жуткая какофония стихла. Зато началась беготня по коридору.

Вошёл половой с графинчиком белой и огромным кувшином с капустным рассолом. Николай с трудом поймал его бегающий взгляд и еле вымолвил тяжело ворочающимся языком:

— Что за шум?..

— Так это-с… Митрофан Ильич Богу душу отдали-с…

Николай не без усилий изобразил скорбь и удивление, потому что ему было так плохо, что хоть самому ложись и помирай:

— С чего бы?.. То есть какова причина… безвременного ухода?

— Не могу знать-с… За становым приставом и урядником послали-с… Завтра здесь будут-с. А врач и выборный староста с Мигуново уже прибыли-с… — ответил половой, пятясь к двери.

Николай принял на грудь беленькой, запил рассолом и почувствовал, что оживает.

Так, так… допился купчина, хоть и здоров был, как племенной бык. А всё французское пойло ядовитого зелёного цвета, как крапива. И вдруг в прояснившейся голове молнией мелькнула мысль: «Запонки!» Дарённые матушкой на осьмнадцать лет запонки с крупными жёлтыми бриллиантами! Он же их сразу снял и сунул под подушку, потому что лень было доставать несессер! Тело враз налилось силами. Николай от души нахлебался рассола и отправился в свою бывшую комнату.

Коридор слегка покачивался, но это ерунда. Главное — дверь открыта.

На постели распласталось гигантское тело усопшего в совершенно мокром исподнем. Остальная одежда и сапоги кучей лежали рядом. В комнате толклись трактирщик, мужик в плисовых штанах и кацавейке, должно быть, староста, и невысокий сухонький гражданин в ветховатом, но приличном костюме. Врач. И как же скоро он объявился, словно по заказу!

Эскулап приподнял веки покойного, пощупал пульс, для формы приложил к бочкообразной груди трубку, послушал. И заявил: «Сердечный приступ после застольных излишеств!»

И тут Николая что-то проняло до глубины души: вот вчера сидели, с приятностью беседовали, были полны планов, а сейчас его сотрапезник лежит мёртвым, да ещё в таком виде! А этот врачишка говорит ересь: какой приступ, если Митрофан мокр до последней нитки! К тому же…

Батюшка Андрей Анатольевич скончался как раз от сердечного приступа во время карточный игры, и Николай прекрасно помнил неживую бледность и пенистую слюну изо рта, ибо первым подхватил отца.

А Митрофан — типичный «синий» утопленник с чёрными губами и ногтями, вздутой грудью, что означало присутствие воды в его лёгких. Так что пойти на пруд, как говорил трактирщик, окунуться прямо в одежде и вернуться на постоялый двор бедняга Митрофан никак не мог. Он бы просто остался на дне пруда. Врёт врач. И все согласно кивают.

Кроме того, в Италии Николай практиковался в рисунках тел в анатомическом театре и отличие «синих» утопленников от «белых» прекрасно знал.

Трактирщик сделал знак всем покинуть комнату и пройти в заведение откушать и помянуть новопреставленного. Николай грубовато отклонил приглашение, тем более что представлял перспективу дожидаться местное полицейское начальство. Как-никак он последний свидетель, кто общался с покойным. Можно было, конечно, нагло уехать, пусть бы потом полиция сама пожаловала к нему. Но запонки! С крупными жёлтыми бриллиантами, целое состояние! Их нужно непременно найти.

Николай дождался, пока постоялый двор опустеет и все соберутся в трактире, по памяти сделал карандашный набросок кровати и тела несчастного купца. Потом стал красться в комнату. Страх шевельнул волосы на затылке и висках: Николаю представилось, что покойный встал или принял другое положение в постели, потянулся к нему вспухшими руками и сказал, плеща изо рта водой: «Потонул я зазря, вместо тебя…». Но ужас прошёл только от одной мысли: «Что я, мало покойных видывал?» И всё же Николай осторожно открыл дверь.

В комнате воняло тиной и начавшими выходить из чрева покойного газами. Николай просунул руку под пышную подушку и быстро нашарил первую запонку. Случайно глянул на всё ещё мокрые пряди волос и еле сдержал рвотный позыв — они были вымазаны зеленоватой слизью с резким запахом рыбы.

Вторая запонка исчезла. Николай принялся осматривал пол и обнаружил, что кровать стояла на отдельных половицах, положенных поперёк других, в них торчали утопленные в дерево полукружья. Он потянул одно вверх, но только сломал ноготь. Тогда он взял столовый нож, просунул его ручку под полукружье и с силой рванул вверх. Раздался щелчок — наружу выскочило толстое металлическое кольцо. Николай наступил на него и снова погрузил в половицу.

Таких полукружий оказалось ровно четыре — по одному на каждый угол кровати. Мелькнула мысль: «А ведь если к кольцам прикрепить цепи, то кровать запросто можно поднять… или опустить вниз». Значит, вот какой звук снился ему прошлой ночью.

Он чуть ли не по пояс залез под кровать, пытаясь разглядеть запонку. На миг коснувшись щекой пыльного пола, услышал еле ощутимый шум. Где-то далеко внизу нёсся поток воды. Даже сквозь щели половиц пробивался запах сырости.

Николай уселся возле кровати. Так вот оно что… Митрофана спустили в подвал или трубу с водой и притопили. Вот только зачем? Любимец губернатора, друг и будущий компаньон Толоконникова… купец второй гильдии… А если?.. Если утопить хотели его, Николая?

Он подскочил и ещё энергичнее стал обыскивать постель. Запонка закатилась под плечо утопленника. Николай налил из кувшина в тазик воды, вымыл руки. Неприятная слизь с исподнего покойника так и не перестала склеивать пальцы. Он похватал свои вещи, позвал из конюшни кучера и мужиков, которые были приставлены к телегам, прошёл в трактир и насильно всучил хозяину пачку купюр, не слушая его возражений. «Прочь отсюда, из пристанища разбойников!» С каждой минутой крепла мысль, что жертвой должен был стать он, а не Митрофан. Николай даже не знал фамилию бывшего владельца имения, просто забыл поинтересоваться — в бумагах записано, и ладно. Но у него могли быть сыновья, какая-то родня. Убийством они бы ничего не добились, права на имение вернулись бы матушке. Зато свершилась бы месть.

Красивейшие места с холмами, поросшими корабельным лесом, рукава рек в сочной осоке, солнце и ветер понемногу разогнали мрачные мысли и утихомирили тревогу. Происшествие стало казаться лишь байкой на тему дорожных грабежей, о которой потом можно будет рассказать друзьям. А о работе полиции, с которой ещё предстоит столкнуться, можно при случае доложить кому нужно.

—А вот и Долгуновка! — весело крикнул кучер и шибче стеганул лошадей.